Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

Двадцать первого мая Врангель выехал в Феодосию. Там грузился в десант корпус генерала Слащена — 13-я и 34-я пехотные дивизии, Терско-Астраханская казачья бригада. Врангель бросал в наступление 1-й армейский корпус генерала Кутепова и сводный кавалерийский корпус под командованием генерала Писарева. В приказе говорилось: «Гордо взвился из праха наш трехцветный флаг» — и ставилась четкая оперативная задача: Кутепову и Писареву — отбросить красных за Днепр, Слащеву — высадившись в районе Кирилловна — Горелое, перерезать железную дорогу Сальково — Мелитополь и совместно с Писаревым выйти в тыл Перекопской группе большевиков.

Врангель не очень надеялся на успех десанта и не случайно посылал туда Слащева. «Генерал Яша» начинал проявлять все большую самостоятельность и строптивость. Его популярность в армии росла. Врангель разыгрывал беспроигрышную партию: в случае удачи десантирования он принимал на себя лавры полководца, разработавшего лихую военную операцию, в случае провала — списывал все на Слащева, «не сумевшего», «не обеспечившего», «провалившего» его, врангелевскую идею...

Врангель и Слащев встретились утром на Итальянской улице, возле Азовского банка. Слащев был сумрачен, лицо бледно-землистое, помятое после пьяной бессонницы, глаза мутные. Одет, как всегда, пестро: белое, черное, красное, голубое. Поздоровался, отрапортовал тонким звенящим голосом. И сразу претензии к главнокомандующему: то обещали и не дали, то не подвезли. Судов мало, боеприпасов мало, еды мало, десант не подготовлен, тыловые шкуры зарвались окончательно — их следует пытать каленым железом. И все это на нерве, крике, при всех, на главной улице — все заранее продумано и рассчитано на эффект, даже поза и жесты. И не так уж прост и «открыт» доблестный «генерал Яша». Его громогласная истерика на Итальянской улице — явная хитрость и трезвый расчет, не уступающие и его, врангелевской, идее: Слащев-де предупреждал главнокомандующего и всех, что десант не сорганизован, десант обречен, хотя он, командир десанта, и его солдаты готовы сделать все и даже умереть готовы во имя еще одного бредового приказа кабинетного полководца.

Врангель, миротворчески улыбаясь, взял Слащева под руку, повел по торцовой мостовой в сторону «Европейской» гостиницы — той самой, где недавно еще размещался штаб Деникина, а теперь, уже по традиции, остановился новый главнокомандующий. Свита держалась на почтительном расстоянии.

Врангель говорил о каких-то пустяках, о кавалерийских лошадях и их выездке: тут он дело знал, и Слащев тоже считал, что конница — оружие богов, а конная атака — пир избранных. Врангель даже пропел тихо: «Всадники-други, в поход собирайтесь, радостный звук вас ко славе зовет...» Слащев, однако же, смотрел косо, удивленно. И молчал. Потом вдруг, точно оттаяв и с трудом вернув доверие к собеседнику, горячо заговорил о негодной практике назначения на командные должности лишь с ведома и согласия той части, где имеются вакансии. Большая часть офицерского корпуса состоит ныне из зеленой молодежи, привыкшей к попойкам, картам и грабежам. Поэтому они и выдвигают на командные должности своих. При этом главный критерий, разумеется, не боевые заслуги начальников, а их образ жизни и способность в будущем прикрывать все безобразия подчиненных. Такое случилось в Дроздовской дивизии, где командующий 1-м корпусом генерал Кутепов был вынужден отчислить назначенного им же самим генерала Кельнера, затем Непенина, пока не дошли до Туркула, который вполне устроил всех офицеров, потому как особо прославился разбоем, матом и рыжим, жирным бульдогом.

— К чему вы об этом, Яков Александрович? Здесь, сейчас? — остановился Врангель.

— Но вы же сами санкционируете подобную политику, ваше превосходительство. Это деморализует войска. И обижает боевое офицерство.

— Вы опасный человек, Яков Александрович! — Врангель сделал последнюю попытку отшутиться.

— Я всегда говорю то, что считаю нужным для армии и России!

— Слава богу, так поступаете не только вы, — холодно заметил Врангель. — Если у вас есть соображения, извольте подать мне рапорт.

— Мне некогда подавать рапорты! — запальчиво возразил Слащев. — Я десантирую.

— Как вам будет угодно. Рапорт можно переслать. Подать по возвращении, наконец. За вами всегда остается это право.

— Можно подумать, рапорты попадают к главнокомандующему! Ваша тыловая камарилья...