Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

Деникин отвечал с опозданием. Он еще не представлял себе опасности, исходившей от этого увлекшегося эпистолярным жанром генерала, и не сдерживал старческих обид: «Никто не вправе бросать мне обвинения... Никакой любви мне не нужно, я не обязан ее питать. Интрига и сплетня давно уже плетутся вокруг меня, но меня они не затрагивают, и я им значения не придаю и лишь скорблю, когда они до меня доходят».

«Пресимпатичный носорог» начинал брюзжать, не выдерживал спокойного тона, отвечал оскорблениями. Врангель говорил всем и каждому, что после подобных ответов его вера в главнокомандующего поколебалась и его личное отношение к нему не может остаться прежним. Не удовлетворившись этим, Врангель направляет письмо генералу Романовскому: «Я получил ответ главнокомандующего, наполненный оскорбительными намеками, где мне бросали упрек, что я руководствуюсь не благом дела и армии, а желанием собственных победных успехов. Есть обвинения, которые опровергать нельзя и на которые единственный ответ — молчание. Служа только родине, я становлюсь выше личных нападок».

Это был ловкий ход, и, вспоминая его теперь, Врангель горделиво подметил, что слава опального оппозиционера, не побоявшегося отстаивать свою точку зрения, немедленно стала приносить плоды. Он перелистал дневник и прочел с удовольствием: «Ростов. В театре дают «Птичек певчих». Чтобы не привлекать внимания, взял ложу второго яруса, но перед началом действия занавес не подняли — вышел господин, сказал: «В то время, как мы здесь веселимся, предаваясь сладостям жизни, там, на фронте, геройские наши войска борются за честь Единой, Великой, Неделимой, стальной грудью прикрывают нас. Мы обязаны им всем — этим героям и их вождям. Я предлагаю вам приветствовать одного из них, находящегося здесь, героя Кавказской армии, генерала Врангеля». Яркий луч рефлектора осветил нашу ложу, оркестр заиграл туш, публика повернулась ко мне, зааплодировала. После спектакля я захотел поужинать в гостинице «Палас», но как только я показался в зале, все вскочили, раздались крики «ура», оркестр опять заиграл туш, со всех сторон потянулись ко мне бокалы с вином, подходили знакомые и незнакомые...»

Так впервые прозвучало слово «вождь». Оно непривычно выглядело в чужих устах и даже на бумаге, под собственной рукой. Но оно уже прозвучало, как звук трубы перед конной атакой. Оно звало к бою, к действиям. Врангель задумывает еще один ловкий ход — добивается приема у Деникина, предпринимает на глазах у всех еще одну попытку примириться с главнокомандующим. Об этой встрече он рассказывает подробно даже малознакомым людям и записывает в дневнике: «Утром следующего дня принят по моей просьбе с докладом в Таганроге Деникиным. Холодная сдержанность. Обед. После обеда — беседа в кабинете. Главнокомандующий полон показного оптимизма: положение ваше блестяще, Москва должна быть взята. Внутреннее положение сложнее: англичане ведут двойную игру (NB); казаки самостийничают, грузины и поляки активизировались («я заявил этим господам, что ни клочка русской земли они не получат» — sic!!!); донимают его интриги консервативной группы, которая хотела бы видеть во главе армии приглашенного из-за рубежа великого князя Николая Николаевича (ищет во мне союзника). Обратил его внимание на картины развала в тылу. Гражданская власть выпущена из рук, страна управляется сатрапами — от губернатора до коменданта контрразведки. Обыватель не знает, кого слушаться. В департаментах авантюристы. Тыл забит явными и скрытыми дезертирами. Огромные запасы, доставленные союзниками, расхищаются. Обиделся: «Вы несправедливы к командованию и занимаетесь явной подтасовкой фактов, легко опровержимой». На том и расстались. А итог встречи — стали забирать у меня войска, когда дела на севере пошли худо. Господин Деникин называет это «наши стратегические расхождения с генералом Врангелем»...»

Появляется характеристика Май-Маевского — первого тогда конкурента: «Генерал Май-Маевский, прославивший себя гомерическими кутежами и швырянием денег, — небольшого роста, очень тучный, с громадным носом сливового цвета, маленькими мышиными глазками. Не будь на нем мундира — комик провинциальной сцены. На должность командира Добровольческого корпуса выдвигает генерала Кутепова (впечатление: крепкий и дельный офицер)...»

Врангель перевернул несколько страниц и бережно расправил смятую, уже несколько затертую и потускневшую четвертушку бумажного листа. «Разговор Деникина с Романовским — сообщено фон Перлофом», — было написано поверху.