Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

— Это я уже решил в своем сердце. Ваша армия должна отходить вместе с донцами. Все, что вы говорите, — верно. Ваш рапорт меня глубоко тронул. И ваш душевный порыв, поверьте, нашел искренний отклик.

Деникин явно хитрил и выгадывал время. «Всем командующим армиями, — сообщал он в телеграмме. — Некоторые начальники позволяют себе предъявлять требования в недопустимой форме, грозя уходом в отставку. Подобные обращения недопустимы, и главнокомандующий требует от подчиненных беспрекословного повиновения». Деникин узнал о разговоре Врангеля с генералом Сидориным, о созыве совещания в Ростове с целью свержения главнокомандующего и принимал контрмеры. Была послана телеграмма Врангелю, Сидорину, Покровскому: «Созыв командующих армиями без разрешения главнокомандующего — беспримерное нарушение военных традиций и дисциплины. Созыв запрещаю. Деникин»,

«Пресимпатичный носорог» показывал зубы. Насколько страшны зубы у носорога? Тут он явно переигрывал — так показалось Врангелю, однако новая их встреча доказала, что позиции главнокомандующего еще очень крепки Врангелю пришлось отступить и изобразить из себя (в который раз!) несправедливо обиженного. Он заявил, что готов принять на себя любую задачу, которую командующему будет угодно на него возложить, и, если в армии дела для него не найдется, он может быть полезным и в тылу. Наконец, если бы командующий признал нужным отправить его хоть в Англию, то и там.

Деникин, увидев противника поверженным, растаял и сменил гнев на милость.

— Ну, нет! — покровительственно заявил он при встрече. — Конечно, вам дело и здесь найдется. Мы вас не выпустим.

— Ваше высокопревосходительство! — Врангель решил идти ва-банк и до конца играть роль человека, которому небезразлично, как относится к нему командующий. — Разрешите с полной искренностью коснуться личного вопроса. Я ясно чувствую с вашей стороны недоверие. Я хотел бы знать, чем оно вызвано?

— С моей стороны? — Деникин почти искренне удивился. — Помилуйте! Если оно есть, то, конечно, только с вашей. Я со своей стороны шел к вам всей душой. Ваши донесения облекались в такую форму, что я... я... — Деникин багровел, терял с носа пенсне и с трудом сдерживал прорывающуюся злость, — ...вынужден был скрывать их от подчиненных. Они написаны с целью дискредитации моей стратегии и политики!

— Это не так, ваше высокопревосходительство! — горячо запротестовал Врангель.

— Оставим все это, — устало сказал Деникин.

Он подал руку Врангелю в знак примирения, и они неловко расцеловались, чувствуя всю фальшь и дешевую театральность этой процедуры, непонятно зачем проведенной и на кого рассчитанной. Один хотел обмануть другого, но их объяснение никому ничего не дало. Они расстались с чувством тягостной неловкости, еще более непримиримые друг к другу, чем раньше. Хорошо хоть, что встреча, начавшаяся при Романовском, заканчивалась tete-a-tete и не оставила свидетелей.

Врангель, не раз и не два проанализировав эту встречу, пришел к выводу, что он действовал не лучшим способом: непонятно почему размяк, дал провести себя «носорогу» в конечном счете.

...Врангель отложил документы, встал из-за стола, резко толкнув вертящееся кресло, и зашагал по каюте, высоко, по-цаплиному поднимая колени. «Сколько воды утекло с тех декабрьских дней, — думал он. — А недавно все было. Девятнадцатого Ставка оставила Таганрог. Паника охватила всех. Горели склады, раздавалась беспорядочная стрельба. В суматохе забыли погрузить личный состав и имущество английской миссии. Хорошо, я предложил им места в поезде. Англичане подобных услуг не забывают... Эвакуация Новочеркасска, и опять паника. Здесь-то и раздались впервые голоса, открыто требующие замены Деникина...»

Добровольческая армия срочно сводилась Деникиным в корпус под командованием Сидорина. Тылы передавались корпусу Кутепова. Функции Врангеля — организатора будущих конных формирований — оказывались весьма туманными. Практически «носорог» отстранял его от дел, изгонял из армии. В момент, столь не подходящий для сведения личных счетов, — в момент повального бегства частей с фронта, — Деникин подловил его.

Врангель не без гордости вспомнил, как десятки малознакомых людей посещали его, чтобы выразить свое огорчение и узнать подлинные причины оставления должности. Уходя из армии, он издал прощальный приказ (исполненный любимой энергичной суворовской фразеологии) и демонстративно поехал согласовывать его с Деникиным. «Многоопытный стратег» был сух, сдержан. Указав перстом на приказ, зафырчал: «Это неладно. Будто до вас, господин барон, они ничего не сделали. Армии это может показаться обидным». — «Извольте исправить, ваше превосходительство!» — Врангель решил демонстрировать полное смирение. Деникин тут же вычеркнул несколько фраз и успокоился.