Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

Кривошеин сказал, что он стар, болен и не чувствует в себе сил, дабы с прежним рвением исполнять свои обязанности. Он ждал, что командующий начнет уговаривать его, но Врангель не стал делать этого, и Александр Васильевич вынужден был заявить, что подаст в отставку и уедет «на покой» в Париж.

Следом в Париж стал проситься и Струве. Убеждал, что, находясь вблизи французского правительства, он сумеет сделать гораздо более для армии и русских беженцев, чем в Константинополе.

Соратники бежали от командующего

...Заложив руки за спину, Врангель одиноко прогуливался по палубе. На «Генерале Корнилове» ощущался военный порядок. Главнокомандующий привык к кораблю за время плавания и жизни на нем здесь, в Константинополе, и чувствовал себя уверенно, точно бронированные борта, башни и пушки надежно отгораживали его от всех политических и житейских невзгод, царивших на берегу и вокруг. На крейсере Врангель продолжал ощущать свою силу и удовольствие, которое он вновь, уже после бегства из Крыма, испытывал от обладания властью, от своей исключительности, всемерно поддерживаемой его военным окружением. И хотя иные «штафирки» пытались сбить его с привычной позиции, он твердо решил не отказываться ни от чего. Пусть болтают досужие интриганы! И свои — милюковы, кривошеины, и иноземные! Он и здесь, в Царьграде, на берегах Босфора и Дарданелл, остается главнокомандующим русской армией, правителем Юга России. Он сохраняет преемственность власти, которой обладал Колчак. У него реальная сила, и стоит ему приказать — посыпятся отсюда, сверкая пятками, и самоуверенные англичане, и французики, и разные там греки...

Ощущение, что он может отдать приказ и тотчас, как и раньше, как и на войне, придут в движение штабы, полетят мгновенно во все части его армии офицеры связи с оперативными картами и донесениями и тут же зашагают тысячные цепи русских солдатиков, накапливая ярость перед штыковой атакой, перед россыпью казачьей конницы «в лаву», — все это будоражило сейчас Врангеля, но лишало реального взгляда на события, на их ход и перспективу, умения предугадать расстановку политических сил, которым он всегда славился и гордился. Непомерное тщеславие губило в нем политика. Стало губить теперь — именно после оставления Крыма.

Иногда, впрочем, Врангель точно трезвел. Но на миг, — он старался отгонять от себя все, что шло вразрез с его державными идеями и планами, вразрез с теориями, которые старались преподать ему Кривошеин и Струве... Он ведь действительно волею судеб становился первой фигурой русской эмиграции! Царя и все его семейство расстреляли большевики («Мудрая акция, дальновидная — ничего не скажешь! Одним залпом навсегда лишили монархию знамени»). Мария Федоровна, вдовствующая императрица, укрылась в Дании, сидела на царских банковских счетах тихо и грозно, как клуша на яйцах. Великие князья, чудом уцелевшие от гнева «верноподданного» народа, осели во Франции и Германии, они были давно уже оторваны от белого движения и борьбы. Керенские, родзянки, милюковы разных оттенков? Кого они представляли теперь, кто шел за ними?.. Лишь один человек, пожалуй, мог бы возглавить разрозненные силы антибольшевистского фронта — великий князь Николай Николаевич («Не столь и великий, сколь длинный, — возникла непрошеная мысль. — Прости, господи, за подобный неуместный каламбур»), бывший главнокомандующий русской армией, дядя царя, любимец гвардии солдафон, матерщинник, пьяница, любитель баб и лошадей, в необузданном гневе своем одним ударом отрубивший голову любимой собаке («Единственный его подвиг, — как шутили тогда, — спьяну показалось, рубит голову немецкому фельдмаршалу»). Николай Второй побуждаемый Александрой Федоровной, Распутиным и их окружением, в свое время отстранил его от командования и послал на Кавказский театр военных действий. Николай Николаевич обиделся так сильно, что до сих пор в обиженных и ходит. Давно удрал из Крыма, забился на французскую Ривьеру, молчит многозначительно.

Нет, пока Врангель остается во главе армии, пока эта армия существует и называется врангелевской, военно-политический расклад явно в его пользу. Ведь и Наполеон Бонапарт, пережив полный разгром, нашел в себе силы вновь высадиться на родной земле и смог пройти до Парижа только благодаря своей армии... Врангелю надо и силы собирать: он хоть завтра сможет десантировать в любой точке Черноморского побережья — хоть в Одессе («Рядом, в Польше, полно русских воинские формирования Перемыкина, банды Булак-Балаховича, на худой конец»), хоть в Керчи («Там — рукой подать! — казачьи области. Поднесешь факел, вмиг вспыхнет»), хоть на побережье Грузии («Там не совсем понятно, что и происходит»).