Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

Помогло: испугались...

Врангель проводит еще серию совещаний. Прежде всего с Кривошеиным и Струве. Он уже несколько разочаровался в обоих, но еще верит им.

Либеральствующий Петр Бернгардович («Продаст! В первый же трудный момент продаст! Опять перекинется к марксистам!») — с ним ухо надо держать востро — докладывал свои соображения по политическому моменту. Он-де донельзя сложен, запутан. Столица Оттоманской империи во власти союзников, султан и его двор, правда, еще существуют, но рядом, в Ангоре, все более набирает силу турецкое правительство Кемаль-паши; англичане боятся сосредоточения русских войск у Дарданелл; греки хотят под шумок захватить Царьград; итальянцы боятся усиления славянских Балкан; французы создают могущественную Польшу и интригуют против всех; немцы и австрияки разбиты — старая Европа не существует более. Кто сумеет прибрать к рукам белые армии?.. Английское правительство, под влиянием все усиливающихся левых элементов и общественного мнения внутри страны, склоняется к возможности разрешить торговые сделки с русскими...

«Какими, к черту, русскими?! — рассердись, кричал Врангель. — Извольте говорить: с красными, с большевиками! С Лениным!» — «Да, да, Петр Николаевич, простите, — покорно соглашался Струве. — Но как только англичане пойдут на торговые сделки с ними, они выдадут нас с головой, принесут в жертву, можете не сомневаться». — «Нет! — кричал Врангель, сжимая кулаки и вскакивая. Чтобы унять раздражение, он всегда ходил: это успокаивало его, но крейсерская каюта была мала, и он не знал, что предпринять для успокоения. —

Не может быть! И Франция им не позволит!»

«Я совершенно согласен с Петром Бернгардовичем, к сожалению, — вступил в разговор старая лиса Кривошеин. — Вы увидите, Петр Николаевич. Французы неизбежно пойдут за англичанами, они ликвидируют все свои обязательства по отношению к нам и бросят армию на произвол судьбы. У нас есть еще сила, но нет — увы! — денег. Мы некредитоспособны и скоро станем банкротами, Петр Николаевич. Простите, но правде надо смотреть в глаза». — «Чепуха! — кричал и ему Врангель. — Запасы, вывезенные нами из Крыма, велики! Зерно, сахар, табак, чай, шерсть! Обмундирование, автомобильное и авиационное имущество. Продавайте, продавайте! Я, черт возьми, минимум полгода смогу содержать армию!» — «Не обольщайтесь, господин главнокомандующий: это все у нас заберут французы. В самом скором времени, поверьте мне, старому финансисту. К этому уже есть предпосылки». — «Мы начнем продавать ссудную казну — там миллионы!» — «И это трудно, Петр Николаевич. Общественное мнение в мире левеет с каждым днем». — «Плевать мне на общественное мнение!» — «Напрасно». — «Ваши политические догадки не раз уже подводили меня и ставили в ложное положение командование. Имейте же мужество признаться в этом и не стройте из себя оракула, господин тайный советник». — «В таком тоне... Позвольте возразить...» — «Нет, не позволю! Этот ваш хваленый э... э... как его? Шабеко! Где он? Где его миллионы?!»

Кривошеин обиделся, и они расстались весьма недовольные друг другом.

С докладом о средствах, находящихся в распоряжении главнокомандующего, был срочно вызван Бернацкий. Доклад заведующего финансовой частью, человека весьма и весьма осторожного, как и следовало ожидать, прозвучал очень оптимистически. В распоряжении русского главного командования оставалось более пяти миллионов франков наличными. Кроме того, финансовая часть рассчитывала получить в ближайшее время: от реализации товаров казны — примерно пять миллионов; от продажи ценностей, вывезенных из Новороссийска и Крыма, — еще миллион; из Лондона от продажи товаров более восьмисот тысяч франков. Главнокомандующий мог рассчитывать и на получение весьма значительных сумм, находящихся в распоряжении русских послов в странах Европы и — особенно! — в распоряжении Бахметьева, посла в Америке.

Врангель воспрял духом. Транспорты начали развозить воинские части по лагерям согласно его диспозиции.

Пришло молниеносное донесение от Кутепова: «Приняты надлежащие меры. Лагеря опутаны колючей проволокой, и доступ в них воспрещен».

Гражданские беженцы расползались уже по окрестностям Константинополя, в Сан-Стефано, Тузлу и на остров Халки. Наиболее ловкие, удачливые и состоятельные отправлялись в Каттаро, во Францию и Болгарию.

Врангель принял решение примириться с Кривошеин ым и вызвал того на беседу. Во время милостивого разговора многоопытный в дипломатии Александр Васильевич, убаюканный многочисленными заверениями в дружбе и уважении главнокомандующего, позволил себе заметить, что здесь, в Константинополе, в такое время проводить «великодержавную политику даже левыми руками» — чистое безумие. Тут не на шутку обиделся Врангель, сорвался, заявил, что не потерпит...