Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.

«От штаба главнокомандующего русской армией.

В ряде статей газеты «Последние новости» (издающейся в Париже г. Милюковым) помещены сведения, якобы полученные из министерства иностранных дел Франции, о сложении ген. Врангелем с себя обязанностей главнокомандующего. В № 312 указано, что генерал Врангель будто бы согласился подчиниться требованию французского правительства о прекращении контакта с его войсками и якобы предложил сам повлиять на войска, дабы убедить подчиниться требованиям французского правительства. Штаб главнокомандующего считает необходимым официально заявить, что эти сообщения являются сплошным вымыслом... Главнокомандующий остается на своем посту и разделит до конца участь армии, которая при содействии братских народов, нужно надеяться, будет спасена...»

«Французское командование в Константинополе заявляет, что въезд в русские военные лагеря запрещен. Все выданные ранее пропуска аннулируются. Возвращение в свои части уволенных в отпуск ранее разрешается в пределах особого списка...»

Врангель долго ругался, получив это известие. Он накричал на дежурного генерала и прогнал адъютанта.

— Мне остается надеяться теперь лишь на смену правительства во Франции! — бросил он пришедшему с докладом фон Перлофу. — Я приму вас через час, генерал. Надо написать им ответ немедля.

— У меня известия о генерале Шатилове.

— Аааа! Наконец-то!.. Ваш агент отнюдь не проявил оперативности, — съязвил он. — Подождите в таком случае. Присядьте. — Врангель, точно оперный певец держа прямой спину, сел на кончик кресла и начал писать, с трудом подбирая слова: «Отбрасывая все личное, я готов в интересах русского дела продолжать совместную с французскими властями работу...», думая над тем, что ответ Пелле он не отправит до тех пор, пока не проанализирует информацию о миссии Шатилова. — Ну-с, говорите, — отложив бумагу, Врангель в упор посмотрел на контрразведчика. — Общий вывод? Он благоприятен?

— Можно сказать — да.

— Слава богу! Шатилов провозился там год.

— Отнюдь: две недели. Вот почтотелеграмма агента. Здесь отчет о поездке, расшифрованный.

— Так читайте, читайте, Христиан Иванович. — Настроение у Врангеля заметно поднималось. — А что о Венделовском?

— Эти сообщения шли по другим каналам, ваше высокопревосходительство. Венделовский ничем не скомпрометировал себя в поездке. Никаких контактов не имел, стремлений уйти от наблюдений тоже. Игорные и прочие дома не посещал, вином не увлекался. Генерал Шатилов остался весьма доволен: Венделовский характеризуется им как исполнительный, хотя и несколько безынициативный подчиненный.

— Ну, инициативу должен был проявлять сам Павел Николаевич. Он у нас привык всю жизнь в исполнителях ходить, отсюда и критика. — Врангель повел холодно блеснувшими глазами и сказал совсем несвойственным ему доверительным тоном: — Послушайте, Христиан Иванович, не сочтите за труд, не удивляйтесь и, если затруднительно, не отвечайте. Как вы живете?

— Не понял, господин главнокомандующий.

— Мы с вами трудимся бок о бок не один год. Вы — преданный делу и мне человек, проверенный в тяжелых испытаниях. Я доверяю вам абсолютно! Как себе! Вы — потрясающий специалист. Но я вас совершенно не знаю. Вы женаты? У вас семья? Как вы живете, нет ли в чем нужды? Особенно сейчас, в условиях, в которых мы оказались... Вы молчите?

— У меня нет семьи, ваше высокопревосходительство, — твердо, со спокойным безразличием сказал разведчик, но кивок головы и дернувшаяся нога выдали его волнение. — Жениться я не успел: служба. Родители расстреляны большевиками в Петрограде, младшие братья сложили голову за веру, царя и отечество.

— Сочувствую вашему горю, поверьте. Крепитесь, солнце еще заблестит над нами. Придет светлый праздник, и мы — закаленные в борьбе! — достойно встретим его! Простите, если затронул кровоточащие раны. Благодарю за службу, генерал!

Врангель хотел было сказать еще что-то ободряющее, чтобы поднять дух разведчика, но по привычке сдержал себя и лишь милостиво кивнул, точно клюнул, выкроив на лице нечто вроде улыбки.

А фон Перлоф, покидая главнокомандующего, думал уже о том, что необходимо сделать немедля, какие распоряжения отдать подчиненным, среди которых было много «заплечных дел мастеров» и очень мало профессионалов... Какая-то тревожная мысль беспокоила фон Перлофа. Генерал шаг за шагом заставил себя вспомнить утро и весь день, все встречи, разговоры, допросы — вплоть до визита к главнокомандующему. Нет, опасность шла откуда-то извне, не от тех, с кем ой встречался сегодня. И вдруг все стало на свои места: он слово в слово вспомнил текст донесения Дузика, касающийся Венделовского. Особенно отчетливо встало перед ним слово БЕЗЫНИЦИАТИВНЫЙ, — оно подсознательно беспокоило его все это время. Безынициативен тот, кто нарочно не хочет проявлять инициативы, всячески подчеркивает это так, чтобы все видели. Да и сама хорошая аттестация, безоговорочно хорошая — это тоже плохо. Либо этот болван поручик ничего не заметил, Венделовский ловко провел его, либо Венделовский купил этого Дузика, даже перевербовал, чего доброго... Нет, проблема врангелевского протеже не закрывалась. Фон Перлоф чувствовал, что обязан вновь пройти по всей цепочке фактов, связанных с поздним появлением Венделовского в Крыму, и перепроверить каждый его шаг.