Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

Венделовский знакомился с Парижем: ему предстояло здесь работать.

Бывали дни, когда назначалась встреча с «Доктором». Тогда его прогулки приобретали лишь одну цель: проверить, что за ним нет «хвоста», запутать, сбить с пути самого опытного шпика, уметь улизнуть при любой ситуации. И только убедившись, что позади «все чисто», следовало идти к «Доктору». Встречи были уже не столь часты: коллеги встречались в заранее условленных местах, прибегая при крайней нужде либо к телефону, либо к посыльному. Инициатива всегда принадлежала Венделовскому, ибо он никогда не мог достаточно четко определить время своего появления в Париже.

«Доктор» владел антикварным салоном в двух больших комнатах с зеркальными витринами на первом этаже четырехэтажного доходного дома на авеню Мак-Магон, неподалеку от площади Звезды. Роллан Шаброль был близок к деловым парижским кругам, занимался оптовой продажей ковров, представляя во Франции турецкую фирму «Сулейман Гамидов, Клермон и сын». Деловые люди, знавшие его по Константинополю, находили, что он по-прежнему, как всегда, подтянут, элегантен, а его красивое оливковое лицо неизменно излучает радушие. Вот только пробор на смоляных волосах исчез, — стал зачесывать волосы назад, открывая высокий лоб, очки в роговой оправе появились, придающие коммерсанту выражение солидности, веса, самоуверенности. И название фирмы изменилось. Главой, судя по всему, стал какой-то турок, оттеснивший Клермона с сыном. Но мало ли как складываются торговые дела! Турция стала независимой, дельцы обогащаются быстро: производители у них и главный рынок у них. Кемаль Ататюрк, отвоевав страну, серьезно занялся экономикой. И Роллан Шаброль в каждом разговоре с постоянными покупателями подчеркивал: конъюнктура нынче другая, от пестрых ковров у него в глазах рябит, глаза испортил, пришлось и очки заказывать, а главное дело сейчас — антиквариат. И полюбившееся ему коллекционирование. Собирает для себя датский и севрский фарфор. За любой статуэткой готов по всей Франции ездить. Ни одной распродажи не пропускает. Шаброль не скрывал: главные поставщики салона — русские аристократы, главные покупатели — американцы, нахлынувшие в Европу и готовые приобретать все, что продается, даже родовые средневековые замки, которые они по камушку тащат к себе за океан. Вещи в его «салоне» были расставлены и развешаны со вкусом: иконы в серебряных окладах, старинные гравюры, серебряные ковши и братины, самовары, золотые табакерки, резьба по дереву, бронза, малахит и эмаль, вологодские кружева и вышивки, оренбургские пуховые платки, русские пейзажи — все это выдавалось за реликвии, принадлежавшие знатнейшим семьям России. Торговал Шаброль и мебелью (все гарнитуры не позже середины прошлого века, разумеется); часами малыми и большими, напольными; экзотическими изделиями из кости, кожи, дерева, вывезенными из колоний; охотничьими ружьями; входившими в моду фотоаппаратами; орденами и знаками отличия.

В салоне Шабролю в качестве эксперта помогала мадам Пино — интеллигентного вида плоскогрудая, ширококостная женщина неопределенного возраста. Мадам свободно говорила на трех языках, любила только свою работу, легко отличала подлинник от копии или подделки. За телефонным аппаратом у витрины сидела очаровательная мадемаузель Натали, темноволосая, сероглазая, с тонкой до умопомрачения талией, широкими бедрами и высокой грудью — точно с рекламного объявления «Matin». Глупа как пробка. «За красоту и держу, — говорил покупателям Шаброль. — Натали привлекает клиентов и приносит мне счастье...»

Венделовский поинтересовался, может ли он доверительно обращаться к мадам или мадемуазель в случае отсутствия хозяина. Шаброль рассердился: «Как ты мог подумать?! Разведчик! Мадам вне игры, а с этой куклой как приманкой еще работать и работать».

Шаброль снимал квартиру на втором этаже, над «салоном». Квартиры сообщались железной винтовой лестницей, ведущей из темной кладовки на кухню. При желании лестница легко маскировалась и снизу, и наверху. Жил антиквар скромно: маленький кабинет при спальне, столовая, которую украшали стеллажи (за стеклами их красовались севрские илатские статуэтки), кухня, имевшая выход в темную прихожую и на лестницу, позволяющую спуститься в неширокий переулок. Квартира была выбрана и оборудована по всем правилам конспирации. Альберту Николаевичу была представлена Иветта Бюсси, приходящая служанка, в обязанности которой входили ежедневная уборка квартиры, покупка продуктов и приготовление завтрака и ужина (с семи до девяти вечера хозяин, как истый француз, обедал в ресторане). Иветта Бюсси — сорокалетняя, с непривлекательным лицом «из толпы», на котором выделялись лишь широкие скифские скулы, и была помощником Шаброля, его связью, его ушами и глазами...