Марк Еленин: Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

Среди собравшихся прошелестел удовлетворенный шумок. Генерал Достовалов поднял руку:

— Девятнадцатого апреля в парламенте вновь было сделано заявление, содержащее три обвинения в адрес русских контингентов. Имеются в виду три эпизода, происшедшие в Казанлыке, Орханни и еще одном пункте. Надо ли?..

— Нет, генерал! — снова вмешался Кутепов. — Все ложь!

— Однако, ваше превосходительство, — решительно возразил кавалерийский генерал Абрамов, — прежде чем решать то, для чего вы изволили нас вызвать, хотелось бы иметь полную информацию.

Штаб Донского корпуса был расположен отдельно, в Старой Загоре, — и этот вечный самостийник и тут не удержался от своей всегда демонстрируемой независимости.

Кутепов заставил себя сдержаться. Сказал, зло блеснув узкими монгольскими глазами:

— Пустое, господа! В Казанлыке мы никого не расстреливали: ведется следствие. Остальное — обоюдные недоразумения, носящие личный, не политический характер. Обращаю внимание на более важное. Совет министров Болгарии вынес решение. Продолжайте, генерал Достовалов. Коротко, по пунктам.

— Пункт первый, — Достовалов был явно обижен. — Русские должны быть разоружены полностью. Они не могут пользоваться никакими правами воинских частей. Все контингенты принуждаются стать на работу. Второе: болгарское правительство обещает предпринять в дальнейшем шаги к амнистированию этих воинских частей.

Воцарилось молчание.

— Слово вам, полковник, — Кутепов, казалось, обрадовался произведенному эффекту. — Господин Самохвалов возглавляет ныне нашу контрразведывательную организацию — это для непосвященных. Прошу любить и жаловать, — в слове «господин» прозвучало и определенное пренебрежение, которое не смог или не захотел скрыть Александр Павлович, и все это почувствовали. Понял, конечно, и Самохвалов, лысеющий, с растрепанной бородой, играющий всегда под простака, что не раз вызволяло его из сложных и опасных ситуаций и тихо, но верно вело вверх по служебной лестнице.

— По моим каналам получено письмо первого секретаря болгарского посольства в Белграде. — На темном, заостренном, книзу лице Самохвалова не отразилось никаких чувств. — «Коммунисты в стране немногочисленны, — утверждает один из земледельцев, — хотя хорошо организованы и располагают при посредстве Москвы достаточными материальными средствами. При трезвом характере болгар идеи коммунизма не могут найти у нас применения. Для нынешнего, земледельческого правительства коммунисты совершенно не опасны». Теперь иная информация. Вождь коммунистов некий Георгий Димитров заявил на городском митинге в Софии: «Нет такого болгарского рабочего или крестьянина, который бы стрелял в русских рабочих или крестьян». Можете сопоставить, господа. Мы имеем дело с сильным и законспирированным противником. В компартии нам противостоит так называемая военная секция. Она имеет «выходы» на софийского градоначальника Станчо Трифонова и начальника жандармерии полковника Мусанова. Впрочем, тут необходимы проверки. Покорнейше прошу принять к сведению, мы в осажденной крепости, господа. У меня все, — и Самохвалов осторожно опустил на скрипнувший стул свое плотное, налитое скрытой силой тело.

— Эх-хе, — поморщился начальник дивизии, а ныне командир дроздовского полка генерал Туркул, прежний кутеповский любимец, которого уже с последних месяцев в Галлиполи Александр Павлович стал обходить своим благосклонным вниманием; побаивался этого гиганта, более других проявлявшего самостоятельность. Вот и теперь: хмыкает недоверчиво. Убеди такого маршировать в едином строю! Молдаванин, кукурузник, мамалыжник!

— Вы хотите что-то сказать, генерал? — совещание все более раздражало командира корпуса: одичали они на своих болгарских выселках, что ли?! Каждый лезет! И это высшие воинские начальники? Распустились, скоты!

— Так точно, господин генерал, — Туркул поднялся во весь свой гигантский рост, улыбаясь как-то криво, не то нахально, не то по скудости ума откровенно дурачась: — Я не понимаю. Какая, к чертовой матери, крепость, какая военная комиссия?! Почему меня пугают?! И кем?!.. Болгарами?! Местными большевичками, что продают на базарах брынзу? — он коротко рассмеялся и выругался.

— Позвольте заметить, генерал? — тут же взвился Достовалов. — Вы на заседании штаба, а не в кофейной, не в...

— Договаривайте, — лицо Туркула серело, глаза наливались кровью, — хотите сказать, в бардаке, так? — он бухнул кулаком по столу. — Меня это не обижает, и сатисфакции я не потребую, не бойтесь.