Тут и окликнул их Грибовский. Он был взволнован и суетлив — совсем не похож на себя, — и говорил торопливо, каким-то чужим голосом:
— Похоже, я нашел вам работу, Ксения. Случайно. Не благодарите, я суеверен. Надо пойти со мной. Сейчас же! Нас ждут. А я даже вашей фамилии... Ладно! Будь вы аристократкой, вопрос уладился бы мгновенно.
— И куда надо идти? — Ксения боялась неизвестности. — Объясните же, наконец. Мы идем в залу?
— Но второго такого случая не будет! — повысил голос Грибовский. — Скажи ей, Лев, раз я предлагаю.
— Да ты ничего не предлагаешь, Толя. Мы не идем на дискуссию? Или я пойду один. В чем дело? Для чего и кому нужна аристократка?
— Хорошо. Говорю коротко. В коридоре узнаю: Вера Кирилловна Мещерская ищет аристократку в помощь себе. Для чего? Неизвестно! Разыскиваю старуху, выпытываю, в чем суть, — дело минуты. В CACШ имеется миллионер, Пенджет. У него дочь — сумасбродка лет восемнадцати. Папа из простых, но дочь готовят в аристократки высшего круга. Ей необходимо узнать манеры света.
— Бред, — нетерпеливо передернул плечами Анохин.
— Ты обещал молчать! — крикнул Грибовский и вытер вспотевший лоб. — Еще несколько минут. Поймите, черт возьми! Княгиню Мещерскую взяли в наставницы американке. Она — старуха. Ей нужна молодая помощница, наперсница, гид по парижской жизни. Условия Мещерской — чтоб из хорошего аристократического дома, лучше — титулованная. Ну, Ксения, думайте! Не было ли в вашем роду аристократов.
— Но я — Белопольская, дочь князя Николая Вадимовича.
Анохин застыл — как соляной столб, как дуб, расщепленный молнией.
— Ну, дела, — растерялся Грибовский. — А Лев? — и вдруг засмеялся рыкающе, схватил Ксению за руку: — Бежим! Скорее! Если это место ушло, я убью старуху! И застрелюсь сам — клянусь! — и потащил ее по коридору.
...Жизнь Белопольской вновь сделала необычайный поворот. Она стала подругой и советчицей экстравагантной, угловатой и резкой в движениях мисс Доротеи Пенджет. Девица абсолютно не представляла, зачем приехала. Почему в Париж? У нее не было интереса ни к истории, ни к архитектуре, и она вообще не была любопытна, хотя смолоду уже объездила чуть не весь свет. Поначалу привлекала ее ночная жизнь столицы, все знаменитые кабаре, дансинги и танцевальные залы. Советы княгини Веры Кирилловны ничуть ее не трогали. До полуночи она и Ксения «путешествовали» по злачным местам площади Пигаль и Клиши, до середины дня отсыпались. Когда уж тут учиться хорошим манерам? Доротея говорила: «Потом, потом», — и смеялась заливистым, беспечным, с хрипотцой смехом. Впрочем, американка была девушкой доброй, простодушной. Однако и отказывать себе в чем-то тоже не привыкла, часто была деспотична и раздражена. С Ксенией они ладили. Ксения добилась большего: Доротея перестала видеть в ней служанку, стала считать то подругой, то старшей сестрой. Иногда она впадала в какой-то транс, спала весь день, не разговаривала, отказывалась от еды и прогулок.
«Сумасбродка!» — думала про нес Ксения. Но широта была главным свойством Доротеи. Деньги считать она просто не умела — видно, у господина Пенджета их было немало.
В хорошем районе Парижа Доротея сняла уютный особнячок. Вера Кирилловна занимала апартаменты на первом этаже. Доротея с темнолицей служанкой, доставленной из Америки, владела вторым. Белопольская имела две комнаты с ванной на третьем (о таком она и не мечтала!). Жизнь наступила райская, но Ксения все время была настороже, ждала перемен. Казалось, что за хорошим, крадучись, обязательно подступит что-то плохое, страшное, гибельное.
Целиком принадлежавшая теперь Доротее, Ксения давно не виделась со своими приятелями из «Последних новостей». Правда, часто перезванивалась. Лев закончил перевод, у него появилось свободное время и, как он шутил, возможность принять на себя еще одну важную обязанность, — он стал и личным курьером редактора, разносящим по городу его спешную почту. Пользуясь этим, он однажды «подскочил» к дому и попросил Ксению выйти на полчасика: ему вдруг пришла в голову важная идея, которую необходимо проверить безотлагательно. Ксения согласилась, и они встретились поблизости, на небольшой площади, где цветочницы продавали свой резко пахнущий, отливающий всеми цветами радуги товар.
К удивлению Ксении, Анохин был взволнован, возбужден. Они никак не могли найти место, чтобы сесть и уединиться. Наконец сели на отдаленную от цветочниц скамью.
— Я долго думал, сопоставляя, Ксения Николаевна, — сказал, переводя дыхание, Анохин, — и меня осенило! Я вас вычислил безошибочно. Собственно, не вас, а нашего общего знакомого. Умоляю, слушайте и не перебивайте, пожалуйста... Я внезапно вспомнил, как мой учитель рассказывал мне о своем сыне, об имении князей Белопольских в Крыму, о вас, Ксения.
Читать дальше