Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

Генерал Абрамов-старший немедля собрал совещание. Кроме самого начальника отдела, полковника Александра Браунера, высоких чинов болгарской полиции, министерства внутренних дел и иностранных дел о готовящемся покушении не знал никто. К удивлению полковника Браунера, даже сын генерала имел твердое алиби: его не было в Софии. Внезапное признание начальнику III отдела сделала его милая невестка.

Уже давно в ней копилась неприязнь к мужу. Горячая любовь, которую он вначале проявлял так пылко, погасла. Николай то и дело ускользал из дому, помногу дней отсутствовал и толком не мог объяснить Наташе, где он находился в это время. Особенно сердила Наталью Афанасьевну привычка мужа утаивать от нее деньги. Казалось бы, она помогает ему во всем, даже в торговле марками и аппаратурой, деньги у них должны быть общие, и она должна знать, сколько их в доме. А вдруг обнаруживается неизвестно откуда взявшаяся крупная сумма.

— Ваш сын неразборчив, генерал, — сказала Наташа. — Он вполне мог торговать секретной информацией.

Федор Федорович Абрамов вызвал своего верного казака Михеича и приказал разыскать и немедля доставить к нему сына.

Неожиданный вызов к отцу несколько успокоил «Фунтика». Отец не знал ничего, а его столкновение с Браунером, высказавшим подозрение в адрес Николая Федоровича, ничего не изменили, пострадал Браунер, лишившийся доверия Абрамова-старшего.

Войдя в кабинет, Николай хотел было по привычке обнять отца, но тот отстранился с непроницаемым и холодным лицом. Не ответил он и на уставные приветствия сына. Глядя ему в глаза, генерал молча достал револьвер и выложил его на стол, между собой и сыном.

— Что сие означает? — насмешливо спросил сын.

— Принято решение об отстранении вас («это уже что-то новое: отец всегда говорил ему «ты») от работы в болгарском отделе РОВСа. Это приказ!

— Чему обязан-с? — Николай собрался, впервые почувствовав и поняв, что в руках отца серьезные аргументы. — Донесениям большевика Фосса, стремящегося получить повышение по службе, не так ли?

— Я не стану разбираться в этой грязи! — повысил голос генерал и крикнул, топнув ногой. — В дерьме! В вашем говне, сударь!

— И вы предлагаете мне застрелиться, так и не сделав попытку разобраться в существе дела. В чем меня обвиняют?

— В предательстве. Знакомо вам такое слово?

— Но в чем? Я требую разбирательства, — «Фунтик» начинал трусить. — Кто и в чем может обвинить меня?

— Довольно и того, что подозрение пало на вас, моего сына! Задета и моя честь. Вы позорите меня, старика. Я готов встать перед вами на колени. Поступайте, как требует того долг чести офицера, — генерал осторожно сполз со стула и неловко попытался опуститься на правое колено, но не удержался и покачнулся, оперся рукой о пол.

— Влепить в себя пулю, значит признать себя виновным, отец. А я даже не знаю, в чем меня обвиняют!

— Я знаю. Этого довольно, — непримиримо и жестко сказал генерал. — Если вы оправдаетесь перед всем миром, то передо мной все равно останетесь виновным. И если у вас осталось хоть немного совести, офицерской чести — у вас один выход. В конце концов, вы видите, я прошу вас... — Боевой генерал был жалок. С трудом он заставил себя подняться и влезть в кресло. Руки его страшно дрожали.

Сын смотрел на старика с презрением. Страха уже не было. Он изображал глубоко обиженного, оскорбленного человека. Но в то же время не отпускала «Фунтика» мысль о том, что узнали все эти фоссы и браунеры. Откуда потянулась нитка разоблачений, где он допустил ошибку? Ни Монкевиц, ни Венделовский здесь были ни при чем. Оставались ровсовцы, разумеется, только они.

— Уберите револьвер, отец, — сказал Николай как можно спокойней. — Он мне не нужен.

— Я не отец тебе! Не сметь! — заорал генерал, побагровев, посинев даже. — Идите вон... Вон, подлец!..

— Слушаюсь, — пожал плечами сын. — И не кричите так: может случиться приступ. Я немедленно подам прошение об отставке. И я покидаю Болгарию, навсегда расстаюсь с вами.

— Вот! Вон отсюда! — продолжал орать генерал. — Попадешься мне на пути, я убью тебя своей рукой! Отныне нас ничего не связывает. Ты не сын мне! Проклинаю тебя, во веки веков проклинаю! — генерал встал из-за стола, нетвердо ступая, дошел до тахты и упал на подушку. Отлежавшись и придя в себя, генерал-майор Абрамов приказал созвать старших офицеров III отдела РОВСа и сам объявил им, что его сын Николай Федорович — предатель и большевистский агент [4] Значительно позднее, после исчезновения Е.К. Миллера. Именно эти события помешали Ф.Ф. Абрамову занять пост начальника РОВСа. «В силу местных обстоятельств я принял решение отказаться от должности… Новые общественно-политические условия не позволяют мне выполнять обязанности начальника РОВСа в месте моего постоянного местожительства», — писал он решительно. .