Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

«Холодная голова и чистые руки» — знаменитое требование Дзержинского давно забыто. Руки многих разведчиков запятнаны кровью, они втянуты в ту грязную игру, где главные козыри — ложь, похищение, убийство. Он напишет об этом в Москву, он расскажет обо всем, чему был свидетелем и — увы! — не по собственной воле зачастую — участником. Кому адресовать письмо? Сталину? Очередному наркому — они меняются в последнее время часто, один за другим. Он еще подумает об этом, письмо должно быть основано на точных фактах, быть лаконичным и твердым. Страшно думать о том, что случится, если его все-таки выследят и схватят. Вряд ли убьют сразу. Они уже имели такую возможность и не раз. Могут увезти в Москву и посадить в какой-нибудь сфальсифицированный процесс. «Троцкистский центр в ИНО ГПУ», скажем? Это вероятно, если у них в подвалах имеется еще несколько детей «гнезда А рту зова» (неужели он действительно арестован, дал себя арестовать?).

Есть еще вариант: его могут выдать любой разведке мира, как отыгранную карту. Тогда он остаток жизни проведет в тюрьме: пожизненное заключение — обычный приговор шпиону. Да, шпион, как ни объясняй свои действия желанием служить родине, ты все-таки был шпион, лазутчик в чужом стане...

Мерное покачивание вагона усыпляет. Но спать нельзя. Можно подсчитывать удары колес на стыках рельс. Чтобы не спать, он разворачивает газету. В глаза сразу кидаются громадные шапки: «Злодейское похищение генерала Миллера, начальника РОВСа». «Опять русский генерал исчезает днем, в центре Парижа».

Шаброль торопливо пробегает строчки сообщений. Разумеется, сценарий похищения генерала Кутепова.

Вот для чего придерживал Деревянко его и Мрожека, говоря о готовящейся крупной акции. Разумеется, у Шаброля был уже подобный опыт, ему, вероятно, предназначалось участвовать и в этой операции.

Впрочем, на этот раз не все так гладко. Оказывается, генерал Миллер был предусмотрителен: отправляясь на условленную встречу, он оставляет записку в сейфе своего кабинета, а в записке пишет, что встречу организовал генерал Скоблин.

И следом — новое сообщение: генерал Скоблин исчез после того, как пытался уверить руководство РОВСа в своей невиновности.

«Слава богу, — думает Шаброль, — я не участвовал в этом деле. Они пропали оба: и Миллер, и Скоблин. Неважно, что один числится врагом, а другой — сотрудником. После операции, получив все нужные сведения, начальство считает, что отработали свое и похищенные, и похитители. Это шлак, он предназначен на выброс».

Он вышел из игры сам. Теперь только бы добраться до Гавра, а там на пароход — хоть матросом, хоть пассажиром, как прядется.

К счастью, есть запасной документ, он успел вытащить его из тайника, когда забегал домой. Нет теперь никакого Роллана Шаброля, нет «Доктора». Теперь он Антуан Шатенье, который навсегда покидает Францию...

В Гавр поезд пришел под вечер, уже начинало темнеть. Это радовало Шаброля — он хорошо знал город, а помехой темнота окажется лишь для его преследователей. Он решил, что не будет искать пристанища в городе, вспомнил, что как-то довелось ему недельку провести в предместье Гавра — в Сен-Адрэсс, где было прекрасное морское купание и потому, кроме множества дачных вилл, несколько небольших скромных гостиниц. Добраться туда можно было на трамвае — это тоже было удобно.

Сентябрь, как всегда во Франции, был очень теплым, и появление одинокого мужчины в курортном городке было делом обычным. Его скромный багаж — довольно объемистый сак — тоже был обычным для человека, приехавшего на недельку-другую отдохнуть, поплескаться в теплом еще море, завести интрижку с одинокой девушкой, а их было много в курортный сезон на побережье.

Так что Антуан Шатенье не вызвал ни у кого никаких подозрений.

Он переночевал в скромном и тихом номере гостиницы, расположенной так близко к пляжу, что всю ночь слышен был ему мерный плеск волн. Этот звук успокаивал его, но заснуть все равно не удавалось. Во Франции — он повял это твердо — ему никогда не будет покоя, настороженность и ожидание беды будут с ним постоянно. Наутро он отправился в порт. Он нарочно не брился, надел самую затрапезную пару-брюк, какая нашлась в его саке, на нижнюю трикотажную фуфайку не надел пиджака, повязал платком голову и в таком непрезентабельном виде, оставив в гостинице все остальное свое нехитрое имущество, стал бродить по гавани с видом бездельника-фланера. В маленьком кафе, которому был придан вид портового кабачка — вместо стульев стояли маленькие бочонки, большие бочки заменяли столы, стены были увешаны рыбачьими сетями и картинками на морскую тематику, — он просидел полдня, терпеливо пережидая недолгое соседство со случайными посетителями... Он ждал, пока судьба не подбросит ему матроса с какого-нибудь судна, идущего в далекий рейс.