Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

Журнал «Иллюстрированная Россия» в статье Столыпина «Что такое «Внутренняя линия»», преподносил читателям иную версию. Он писал: «Когда Кутепов, вождь в полном смысле слова, был убрав, советское проникновение стало возможным. Достаточно было поставить двух-трех изменников на командные посты военной организации, построенной на принципе безоговорочной дисциплины, и разлагающая работа могла начаться. Два-три офицера, в их числе и Скоблин, сгруппировали вокруг себя малое число своих бывших подчиненных, наиболее слепо им преданных. Они использовали этих «товарищей», сделав из них бессознательное оружие Советов. Эта маленькая, но сугубо опасная ячейка, которая скоро распространяла свои щупальца, и называлась «Внутренняя линия».

Итак, две версии. Берлин и гестапо, Москва и чекисты. И ни одного сколько-нибудь крепкого доказательства. Лишь одно давало не слишком четкий след.

Прежде всего полиция обратилась к истории семьи Плевицкой и сбору материалов, относящихся к началу и середине двадцатых годов — к моменту их появления в Европе. Выяснилось, Скоблины приехали в Берлин из Праги в 1923 году, поселялись в русском пансионе на Грольманштрассе. Плевицкая получила работу в ресторане на углу Клейнштрасся и Уландштрассе, где ей платили 30 марок за вечер. Она выступала всего месяц, после чего муж и жена вернулись в Прагу, чтобы на следующий год повторить свой вояж.

Появившись в Берлине вторично, они близко сошлись с богатой еврейской семьей некоего Шварца на Раухштрассс, который отвел Скоблиным две комнаты в своей квартире. Не ясно почему он дал 1700 марок и на наем зала Блютнера, где был организован большой юбилейный концерт известной певицы, вся сумма от сбора которого пошла ей. И далее, почти ежегодно Надежда Васильевна концертировала в Берлине...

Первый допрос Плевицкой, можно сказать, ничего ие дал следствию. Дознание не продвинулось ни на шаг.

Будучи изначально почти уверенным в причастности Скоблина к похищению, полицейские между тем тщетно пытались ответить, чьи же интересы представлял ныне русский генерал: ГПУ, гестапо или Франко? Несколько свидетелей высказывали взаимоисключающие версии. Более того! Запутывались и первоначальные данные, собранные в первые сутки. Действительно, существовала записка генерала Миллера. Но его ли рукой была она писана, почему не была показана и передана семье? Кто взял деньги у госпожи Кривошеиной? Она не смогла подтвердить уверенно, что это был Скоблин: он появился ночью без пальто и шляпы она разговаривала с ним несколько минут. Позднее Кривошеина утверждала, что твердо помнит: человек, разбудивший ее ночью, действительно, пришел без шляпы, но в черном пальто нараспашку, с висевшими длинными концами шарфа...

Был допрошен полковник Мацылев. Он показал, что Скоблин, вызванный из отеля «Пакс» Кедровым и Кусонским, покинул отель без шляпы, с черным пальто на руке. Француз, сторож гаража на бульваре Першинга, припомнил, что человек, явившийся к нему ночью и спрашивающий полковника Мацылева, был в шляпе. Разные данные даже в таких мелочах!..

Н. Е. Миллер, сын исчезнувшего генерала, дал показания комиссару полиции Рошу об отношении генералов, которые он назвал дружескими и товарищескими. Н. Е. Миллер обратил внимание Роша на инцидент, имевший место вскоре после похищения Кутепова. 2 августа 1930 года Миллер и его семья едва не стали жертвами автомобильной катастрофы. Генерал в сопровождении дочери и бывшего адъютанта Изюмова, ехал из Эпинея в Париж. Близ Жювизи на них налетел грузовик, мчащийся с огромной скоростью. Сестра и Адъютант были ранены и доставлены в госпиталь. Машина смята. Отец уже тогда предположил, что за ним началась охота агентов ГПУ, но не обратился к властям, не подал жалобы, полагая, что расследование все равно ни к чему не приведет...

Тут можно кстати сказать и о комиссаре полиции. Рош — истый француз, во всем не терпел не только разных цветных, приезжавших на «гастроли» во Францию (в каждом он видел потенциального вора или убийц), он не терпел и веек этик политиканствующих иностранцев — сторонников коагуляров, Муссолини,

Франко или Гитлера, — в том числе и воинствующих русских, среди которых каждый второй представлялся генералом, а девятый является им и организатором какого-либо тайного общества, продающемся если не ГПУ и не кремлевским диктатором, то испанским республиканцам или, — по крайней мере, — парижскому Народному фронту. Всех этих людей Рош ненавидел. Он был бы счастлив, если они перебили, уничтожили друг друга как можно скорее. По роду службы Ровву приходилось порой скрывать свои чувства, но следует признать, это плохо удавалось ему. Лозунг «Франция — французам», то и дело приходилось убирать в сейф, но с собой комиссар ничего не мог поделать: углы этого лозунга то и дело вылезали наружу, торчали из каждого слова, каждой фразы непримиримого полицейского.