Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

— Тем более, что подобный знакомый одевает твою жену, делает ей дорогие подарки и всячески протежирует мне. Каждый концерт и мое турне — его заслуга, мой генерал. Прошу никогда не забывать об этом. И оставьте вашу юдофобию: она не была свойственна русской армии и никогда не украшала общество.

— Но ведь это ты сказала «жид», — примирительно заметил Скоблин, взяв жену за кисть руки и почтительно целуя ее. Он не терпел ссор, даже самых незначительных, и всегда уступал, шел на примирение первым. У нее было больше выдержки и терпения. Она была уверена в нем и всегда выходила победительницей из их редких размолвок, делая вид, что милостиво простила его, во на деле не отказывала себе каждый раз насладиться своей очередной маленькой победой. Скоблин хорошо знал, жена его — сложный человек, весьма далекий от политики, когда она ей не нужна. Сегодня она обиделась за своего еврейчика, этого Макса, а ведь не зря, судя по всему, злые языки утверждал, что гордость и любимица народа, дававшая в России перед эмиграцией концерты в пользу детей и воинов Красной Армии, раньше, до революции еще, принадлежала к числу весьма активных членов «Союза русского народа Михаила Архангела». Сложный характер, ничего не поделаешь, такой родилась, а жизнь лишь усилила все заложенные в ней противоречия. Выход был один — принимать ее такой, как есть. И Скоблив, давно сделав для себя выбор» безропотно подчинялся ей во всем. Вот я последнее посещение Этингона Скоблин счел бесцеремонным, потому что не был заранее предупрежден о нем. Чувство недовольства усилилось, когда радостная жена, красуясь перед зеркалом, продемонстрировала ему очередной подарок доброго покровителя — большой норковый палантин темного, блестящего меха, который очень украшал Плевицкую, шел к ее смуглому лицу я темным глазам («глаза, как вишни, зубы — жемчуг», — как всегда говорил он, восхищаясь женой). И пришлось принять не только этот палантин, но и сообщение о том, что Макс Этингон взялся субсидировать издание книги жены. Плевицкая давно писала книгу воспоминаний о слоем детстве в юношеских годах — довольно прямую, откровенную, местами резкую, о которой всегда говорила с улыбкой, будто уверенная в невозможности ее опубликования, а на деле давно ведя переговоры с этим дельцом, этим коммерсантом, который уж конечно и тут получал финансовую выгоду.

Скоблин возмутился не на шутку: мало того, что эти мемуары могли повредить ее репутации (многие эпизоды жизни «русского соловьи» и так не раз вызывали очень уж пристальный интерес и своеобразное толкование а среде русских и французских журналистов), они могли задеть в сто честь.

После бурной ссоры славный генерал, как всегда, вынужден был отступить. На участие Этингона в издании записок Плевицкой он, конечно, согласился.

Двадцатилетие Корниловского полка отмечали пышно, парадно, многолюдно. Участников съехалось гораздо больше, чем ожидали устроители. Евгений Карлович Миллер достал лист линованной бумаги, на которой было безукоризненно четко написано «Празднование 20летия полка» и с удовольствием в примечаниях первым делом отметил факт большого стечения корниловцев...

Все шло согласно разработанному им плану.

Торжественная литургия в соборе Александра Невского на рю Дарю. Праздничное молебствие в присутствии генерала Деникина, Мидлера и других представителей царской армии... (В газетах много фотографий из истории полка — Главнокомандующий Добровольческими подразделениями принимает парад частей в Екатеринодаре; награждение отличившихся в боях русских офицеров английскими орденами на набережной в Новороссийске я та.). И сегодняшние, сентябрьские фотографии: у входа в собор Скоблин; вынос знамен Корниловского полка; портреты героев-воинов...

В два часа дня 19 сентября в здании Галлиполийцев состоялось общее собрание. Гостей встречал Скоблин, демонстрировал с гордостью пухлую папку с многочисленными приветствиями, полученными от российских военных организаций со всего света... Генерал Миллер выступил с большой речью, неоднократно прерываемой аплодисментами и громовыми криками «ура! ура! ура!»

Гости перешли вниз, где на всем первом этаже были накрыты столы. Первый тост приглашенные провозгласили за возрождение многострадальной России, за чудесное спасение государи императора. Антон Иванович Деникин предложил тост за славу корниловцев, их доблесть, их прошлое, настоящее и будущее. Дружно грянули родной корниловский марш: