Кристофер Мур - Венецианский аспид

– Быть может, нет, – ответил я.

– Карман дрючил дракона, – как бы между прочим сообщил Харчок.

– Я ее не дрючил. Мною прежестоко пользовались, когда я был весь скован в подземелье.

Марко Поло приподнял бровь.

– Синьор?

– Меня тоже захватили в плен, правда, не в таких удобных обстоятельствах, как вас. – И так, вторично за тот день, я изложил свою историю: как меня опоили, приковали в темнице, как во тьме ко мне приходила тварь и вершила надо мной свои темные деянья, какие затем воспоследовали убийства и расчлененья. Про то, что способен отправлять змею свои мысли, я упоминать не стал – равно как и о том, что, похоже, умею получать ответные посланья прямо на изнанку собственных век. Да и про планы мести умолчал.

Когда я закончил свой рассказ, Марко Поло не произнес ни слова, а залез в одну из двух котомок, которые ему оставили генуэзские тюремщики, и вытащил маленькую шкатулку, покрытую красным лаком. Сдвинул крышку и поднес ее к моему носу. В ней было какое-то темное смолистое вещество.

– Понюхайте. Таково на вкус было ваше амонтильядо?

– Так точно, – ответил я. – Я хорошо это помню. И когда Вив вонзала в меня свои когти, этот же вкус возникал у меня в гортани – и не исчезал потом много часов.

Поло закрыл шкатулку и убрал в котомку.

– Это и есть вещество, к которому тянутся драконы. На того, кто его поест, вещество нагоняет сон – это утолитель боли посильней макового молочка.

– Мне действие его знакомо, – сказал я. – Это мне известно очень даже хорошо.

Поло перевел взгляд на дно нашей лодки.

– Другую такую шкатулку я продал одному купцу в Риальто.

– Антонио Донноле?

– Он сказал мне, что отец его умирает от опухоли и ему очень больно.

– Его отец скончался много лет назад.

– Простите меня, – сказал Поло. – Я не знал.

– Не стоит беспокойства, – ответил я. – Вы и не могли знать. Как и того, что теперь ваше существо сильно подросло. Рассчитываю, вскоре мы ее увидим.

Поло содрогнулся.

– А вы себя не спрашивали, почему она вас не убила? – И не успел я ответить, взор его скользнул куда-то мне за спину. Я услышал с бака ритмичные шлепки, посмотрел через плечо – Харчок стоял в шлюпке во весь рост, спиною к нам, подергивался и басовито-одышливо хихикал.

– Харчок! Что ты делаешь?

– Спускаю помаленьку.

– Пока тебя, блядь, спасают?

– Ну немножечко, – ответил этот дебил.

– Так происходило постоянно, пока мы пребывали в заключении, – сказал Марко Поло.

– Ты дрочил целых три месяца?

– Так читать же нечего было.

– Ты не умеешь читать.

– Ну… – вздохнул Харчок.

Я повернулся к Поло.

– А почему вы не велели ему прекратить?

– В странствиях своих я научился уважать культуру других людей.

– Какую еще культуру?

– Ну он же англичанин, правда?

– Безостановочная дрочка не есть часть английской культуры.

– Помогает, если рассказать ему историю, – сказал Поло. – Так он отвлекается.

– Помогает, если настучать ему по здоровенной пустой тыкве палкой с дурацкой башкой на конце, – сказал я. – Харчок, прекрати и сядь. А то свалишься в воду, и тебя сожрет Вив.

Встревоженно содрогнувшись, Харчок сел.

– Подобающие угрозы тоже действуют, – сказал я Поло.

– Вы также англичанин, нет? – спросил путешественник.

– Полнокровный, высокородный ублюдок всея Блятьки, к вашим услугам.

– А то трудно определить – у всех тут выговор одинаковый. Могу немного погрести, если вам требуется передохнуть. – И Поло вновь вздел вопросительную бровь. – Какое-то время наедине с собой…

– Это не входит в английскую культуру!

– Ну разумеется.

– Ох, ладно, это часть национального здравоохранения. «Вот вам пиявка и две дрочки в день. И ятая королева благодарит вас за верность трону».

– Мои извинения, – произнес венецианец. – Прежде я был знаком лишь с вашим подручным, а он…

– Смотрите, вон Джессика на молу, – сказал я. – Харчок, спрячь это подальше и садись на весла.

ХОР:

И вот мавр, с рассудком, обуянным бурей подозрений, посеянных в него Яго, ворвался в опочивальню супруги своей, дабы лицом к лицу столкнуться со своим врагом – страхом. Страхом уступить любовь свою другому. Ведь только Дездемона, единственная, кто способна была облечь его воинское чело слабым мягким покоем любви, могла доставить ему утешенье .

– Госпожа! Дездемона! – крикнул мавр, с грохотом распахивая дверь. – На пару слов позвольте!

ХОР:

И тут узрел он смутную фигуру, раскинувшуюся на ложе, – и завопил, и взвизгнул крайне по-мужски, а вовсе и не так, как то бы сделала левретка, попавшая под чью-нибудь стопу. И в тот же миг наш бравый генерал отпрыгнул в дверь, и меч его лязгнул, собою зацепившись за косяк, а сам он стал примерным образцом того, кто сейчас же пустится в бегство.