Голос подал судебный пристав:
– Ваша светлость, ждет здесь посланный от доктора с письмом, из Падуи прибывший [276].
– Позвать его; письмо же принесть сюда [277], – распорядился дож. – А суд пока… заслушает, что нам прислал Белларио [278].
Пристав развернул пергамент и прочел:
– «Да будет известно Вашей светлости, что письмо Ваше застало меня тяжело больным. Но в момент прибытия Вашего гонца у меня находился дружески навестивший меня молодой законовед из Рима по имени Бальтазар. Я познакомил его с иском еврея к купцу Антонио. Мы просмотрели вместе множество книг. Ему известно мое мнение, и, подкрепив его своей собственной ученостью, обширность которой я не в силах достаточно восхвалить, он везет его Вам по моему настоянию, чтобы ответить на запрос Вашей светлости вместо меня. Умоляю Вас не счесть его молодость основанием для того, чтобы оказать ему недостаточное уважение, ибо мне еще не приходилось видеть на столь юном теле столь старую голову. Поручаю его Вашей благосклонности; но испытание его на деле лучше всего оправдает эту рекомендацию» [279]. Подписано – Белларио. – Пристав сложил послание.
– Белларио пишет, что молодой ученый правовед на суд сюда им прислан, – произнес дож, неизменно мастер провозглашать очевидное. – Где же он? [280]
Позади я услышал шаги, обернулся и увидел Порцию – во всем черном, в мантии стряпчего, накладной бороде и приклеенных к лицу усах. За нею шла Нерисса, одетая сходным образом, только в шляпе писца и с секретарским ящиком, похожим на тот, что я некогда носил за Шайлоком.
Дож протянул Порции руку, и та склонилась на нею солидно, как подобает любому юноше. Когда Нерисса поделилась со мною их планом, я решил, что дело нипочем не выгорит, но тут надо было признать – не ведай я правды, Порцию бы счел молодым человеком. Черты слишком нежны, правда, а девичьи изгибы ее Нерисса замаскировала складками мантии и заставила хозяйку надеть высокие сапоги, чтобы не так были заметны изгибы икр.
– Скажите, вы уже знакомы с тяжбой, которую здесь разбирает суд? [281]– спросил дож.
– Да, ваша светлость, – ответила Порция. – Я с делом ознакомился подробно. Который здесь купец? Который жид? [282]
– Ну, я даже не знаю, солнышко, – прошептал я Джессике. – Быть может, тот, кто в ятой желтой шапке и зачем-то так усердно свой точит нож [283]о сапог?
Джессика хихикнула – слишком девчонски для своего маскарада, и мне пришлось пихнуть ее локтем в бок, от чего она лишь еще сильней расхихикалась, только уже безмолвно, и тоже пихнула меня локтем.
Не успел я ей ответить тем же, как между мною и Харчком протиснулась Нерисса.
– Выглядишь любо, – произнесла она, даже не пытаясь звучать по-мужски.
– Да и ты, – прошептал я. – Потрясная борода. Так перетягивать себе этот бюст – просто грех, как таланты в землю зарывать, нет?
– Шшшш, – шикнула она.
– Вас Шайлоком звать? [284]– спросила Порция у еврея.
– Меня зовут Шайлоком [285], – подтвердил Шайлок. – Мёрри Шайлок.
– Мёрри? Клятого Шайлока крестили Мёрри? – вопросил я у Джессики, коя в свой черед на меня шикнула с другой стороны.
– Ну, не вполне крестили, – поправила меня Нерисса.
Джессика шикнула на нас обоих.
– Иск необычайный предъявлен вами в суд, но он по форме таков, что вам закон венецианский в нем отказать не может. – Порция повернулась к Антонио. – И теперь во власти кредитора вы, не так ли? [286]
– Да, так он утверждает [287], – ответил Антонио.
– Ну, так должен жид быть милосердным [288], – сказала Порция.
– А кто принудит к этому меня? [289]– сварливо осведомился Шайлок.
– Не знает милосердье принужденья, – ответила Порция, расхаживая перед помостом, словно читала нотацию школярам. – Двойная благодать его струится с небес, как тихий дождь: благословен как пощадивший, так и пощаженный. Оно всего сильнее в самых сильных, князей венчая лучше, чем венец. Их скипетры – эмблема светской власти, величества священный атрибут, который подданным внушает трепет. Но милосердье – скипетров превыше. Оно царит в сердцах у венценосцев, являясь атрибутом божества. Земная власть тогда подобна божьей, когда с законом милость сочетает. Хоть за тебя закон, подумай только, что, если б был без милости закон, никто б из нас не спасся. Мы в молитвах о милости взываем, и молитвы нас учат милости к другим. Пусть это смягчит суровость иска твоего, а иначе наш правый суд не сможет отвесть удар от этого купца [290].
– На голову мою деянья пускай падут, – ответил Шайлок. – Свершится пусть закон. Я неустойку требую [291]. – И вжикнул ножом два раза по кожаным его ножнам.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу