Кристофер Мур - Венецианский аспид

– Добро вам пожаловать в мой дом, Марко Поло, – сказал на это Шайлок. И мы все тут же оказались где-то не тут. – Дочь моя принесет вам вина. – Он повернулся к Джессике.

– Нет у тебя дочери, – ответила та. – Сам и неси свое вино.

– Уважения! Дщерь! Ты забираешь у меня золото, сбегаешь с этим христианином, с этим мерзавцем Лоренцо…

– Я сбежала вот с этим мерзавцем, – ответила она, махнув куда-то в общем направлении меня.

– Его Вив схряпала, – сообщил Харчок.

– Хватит так говорить, – сказал я. – Это неправильно.

– Изи-ни. – Огромный пентюх повесил голову. – Вив его скушала .

– Он так уже говорил, Карман, – сказала Джессика. – Может, он и не найдет у бочонка круглой стороны, но помнит все, что говорится, до жутиков отлично.

– Ну, я в общем рад, что тебя не было с этим Лоренцо, даже если в итоге ты возвращаешься домой в брюках вот с этим… этой… ходячей мерзостью. – И Шайлок тоже махнул в общем направлении меня.

– Мерзостью? Я вашу дочку беру немного по морю покататься, по ходу спасаю национального героя, обучаю ее говорить по-пиратски и уберегаю ее от, блядь, убийственного заговора, потом возвращаю лучше новенькой, и после всего этого я – мерзость? Ну дела – а уважение, Шайлок? Где ж уважение?

– Какой еще убийственный заговор? – спросила Джессика.

– Лоренцо собирался тобой воспользоваться, забрать золото, а тебя бросить в море, – сказал Шайлок.

– Нет, не этот, – вмешался я. – Я про тот, чья кульминация случилась не так давно, когда Вив несколько распотрошила других прихвостней Антонио. Они намеревались тебя прикончить следом за отцом, чтоб Антонио долг отдавать не пришлось. – Челом я изобразил свою «суровую морщину правды», как мне нравится ее называть, но бубенцы мои при этом звякнули, несколько подорвав строгую искренность моих врак.

– Это мыкающаяся мажара марранской молофьи, – сказала она, довольно крупно для девушки ее габаритов нависая надо мной.

– Тебе известно, что чрезмерное использование аллитерации – признак безумия?

– Прихвостни Антонио похвалялись этим несколько дней назад, – вмешался Шайлок. – Я думал, ты для меня потеряна.

Джессика кинулась ко мне, скрипя зубами, и нос ее остановился лишь в одном дыхании от моего.

– Ты знал про Лоренцо все время, а мне ничего не сказал?

– Я боялся, ты станешь сердиться. Шайлоку-то легко, на него ты все время сердишься.

– Ну а теперь я, блядь, на тебя сержусь.

– Красная куща? – спросил Шайлок.

– Я в ней будто последние несколько месяцев живу, – ответил я, переводя дух.

– Это не красная, блядь, куща!

– Как сказать, – произнес я.

Тут она завизжала – громко и несколько продолжительно, напугав некоторых из нас больше, чем других.

– Если ты закончила, – сказал я из своего гнездышка на руках у Харчка, куда я мигом вспрыгнул, – мне нужно идти кое-какими делами заниматься.

– Ну, дракон накормлен, можешь галочку поставить, – сказала Джессика, и на уста ее нашла дорогу сварливая улыбка. Иногда, сдается мне, девице просто необходимо хорошенько повизжать от ярости.

– Мне нужно поймать лодку в Бельмонт, Шайлок, если позволено будет обратиться к вам за монетой на проезд.

Старик пожал плечами и полез в кошель.

– Ты ему еще денег давать собрался? – спросила Джессика.

Шайлок опять пожал плечами.

– Он спас тебя – и спас меня, и я ему процент начислю. Я все учту, дурак.

– Ах, опять он займы свои записывает. Как вам очки? – Он уже сходил за ними к столу и нацепил на нос.

– Службу свою несут. – И он выдал крохотную улыбку – редкую жемчужинку на кислом еврейском лике. – Но ты не сделаешь такого, что лишит меня моей мести.

– Мой добрый Шайлок, я вам разве не говорил раньше, я – лишь орудье вашей мести?

– Ну да, коварный и опасный грабитель, забился, как испуганный барашек, на ручки этого громадного колдыря, – сказала Джессика. Слегка дернула меня за нос и картинно развернулась на каблуке. – Я принесу нам вина, синьор Поло, – сказала она. – А потом мы с папой отведем вас домой, к вашим близким.

– Нельзя в таком виде на улицу выходить, – произнес Шайлок. – Хорошая еврейская девочка не носит пиратских…

Джессика крутнулась к нему с той же свирепостью во взоре, кой явила за миг до того, как завизжала.

Шайлок отвернулся и сделал вид, что ему нужно сделать что-то важное в противоположном направлении.

– Хорошо, хорошо, одевайся пиратом. Я просто рад, что мать тебя не видит…

– Говорю вам, Яго, дурак жив. Если б даже в записке он не упоминался, обезьянку звали Пижоном. Сколько обезьянок по имени Пижон, одетых в шутовской наряд, вы знаете в Венеции?