Арнольд Цвейг - Радуга

Эту историю особенно хорошо рассказывать летом в маленьком садике, по которому проносятся резкие, насмешливые порывы ветра нашей благословенной берлинской равнины. Когда ветер, перебирая листву деревьев, шумит в тополях, когда розы величиной с детскую голову и лилии, огненно-красные, как орел на гербе, важно покачиваются на своих стеблях, тогда рассказчику работать легко и даже приятно. А вы тем временем лежите на травке, одежды на вас не слишком много, и если к тому же вы статная берлинка, то господь бог может причислить вас к своим самым удачным садовым растениям. Вы глядите в голубое небо, где самолет, жужжа, пролетает к Темпельгофу, и благословляете прекрасный, окаймленный дачами город, где жизнь бьет ключом, жизнь спортивная и, что еще ценней, духовная.

Жилищное товарищество, присвоившее себе поэтическое название «Сверчок на печи», благодаря хорошим связям и хорошим деньгам приобрело для своих филантропических целей земельные участки на окраине Грюневальда, в полосе, прежде принадлежавшей государству, и выстроило там маленький поселок из домов, похожих друг на друга как две капли воды своими достоинствами и недостатками. Люди, вернувшись с войны, где им приходилось жить среди развороченных могил и армейской сутолоки, жаждали покоя. Им нужно было время, чтобы осмыслить прежнюю свою жизнь, да и пространство, чтобы расправить локти, о которые слишком долго терся локоть соседа в строю; и они надеялись, что, насаждая деревья, овощи, цветы и травы, они сумеют позабыть выжженную землю, по которой прошла война. Меньше всего они хотели стать отшельниками, но одна мысль о том, чтобы поселиться в какой-либо из ячеек этих пчелиных ульев, так называемых «доходных» домов, казалась им невыносимой, и глухой инстинкт подсказывал массам, что всего важней для возрождения народа жилье на зеленом просторе городской окраины да приятные соседи. Итак, конторские служащие, люди вольных профессий и пожилые рабочие вернулись на землю, к которой были накрепко привязаны еще их отцы и деды. Прямоугольные участки в пятьсот или триста квадратных метров позади дачных домиков надо было превратить в сады, а маленький палисадник должен был вести от доступной для всех проезжей дороги к уюту и уединению домашнего очага. Каждого из новых домовладельцев осаждали опытные садовники, добиваясь подряда на благоустройство участков. Но многие ли из застройщиков, молодых и даже пожилых, были в состоянии выбросить четырехзначную сумму на устройство садика? Им и без того удалось осуществить мечту о собственном доме лишь благодаря весьма сходным, общедоступным условиям строительных компаний.

Именно на это и рассчитывает длинноносый человек, о котором мы говорили вам в самом начале нашего рассказа. Он вас вталкивает в комнату, проскальзывает вслед и становится перед вами с картузом в руке. На его сдвинутых по-военному ногах кожаные гамаши, а с словоохотливых уст готовы хлынуть заманчиво скромные речи. На испорченном саксонском диалекте он излагает свое желание, о котором хотел бы поговорить с вами: заручиться вашим согласием на обработку почвы и устройство садика. Что до уплаты, поспешно объясняет длинноносый, он согласен лишь на треть того, что запрашивают крупные фирмы. Казалось бы, вы должны прийти в изумление, не так ли? Но этого отнюдь не происходит.

Страна пережила такое денежное наводнение, какого не бывало со дня сотворения мира. Во всех умах царит полная сумятица, соотношение цен и стоимостей подорвано на столетия вперед бессовестными или невежественными экономистами, дороговизна сельскохозяйственных и промышленных товаров вконец истощила покупательную способность населения. Откуда же может так быстро вернуться прежнее доверие к добропорядочности, к тому, что за работу просят столько, сколько она стоит?

Итак, вы поддаетесь не красноречию этого человека, этого Гайгеланга, который пристроился на краешке стула и уставился на вас своими круглыми, как у совы, глазами, а глубокому недоверию, с которым вот уже ряд лет приучились относиться к запрашиваемым ценам. Это забавное красноречие, конечно, от полуобразованности, которую вам нетрудно себе представить. Книжные инверсии, предложения с «поскольку» и «несмотря на то» или «не говоря уже о том» перемешаны с сокращенными словечками, которые как бы заимствованы у какого-нибудь из модных в то время прозаиков. «Хотя и являюсь начинающим, — говорит он, например, скромно избегая местоимения „я“, — но по всей справедливости осмеливаюсь вступить в конкуренцию с крупными компаниями, господин директор. Несмотря на то, что цена моя очень умеренная, — убеждает он, — даю полную гарантию, что товар доставляю первый сорт. Разумеется, здесь могут быть всякие махинации в ущерб уважаемому клиенту касательно неподходящих материалов, — допускает он, — но поскольку я саксонец и питаю живейшую надежду обзавестись делом…» Так, заверяя, что на него можно положиться, он просит любезно разрешить ему хотя бы набросать план нашего садика, Тут-то вы и попались в ловушку! Ибо благовоспитанность не позволяет вам утруждать кого бы то ни было всякими планами, но заключив с ним в конце концов договор.