Волнуясь, я выскочил на улицу. И вовремя. За спиной что-то рухнуло, кто-то что-то заорал, поднялся еще больший шум. Наверное, их захлестнула очередная волна скотства.
Я облегченно отдышался.
На улице было свежо, хорошо, тихо так и умиротворенно. Машины и асфальт. Все было абсолютно нормально.
А вот сзади нормально не было. Там горело и дымилось. Вылетали стекла и обваливались перекрытия. Кто-то осатанело и радостно выл.
Возбуждение открыто заворачивающегося брэйна поднесло меня к дороге. Я быстро поймал такси и поехал домой.
Жизнь пока продолжалась.
Дни распускаются и вянут, снимая с меня очередной слой кожи. За окном, конечно, светит солнце, а рядом вечная тревога туч.
Конечно, все никчемно.
Конечно, все глупо и безысходно.
Ползу, ополаскиваю водой свои отростки, впадины, рытвины и клыки. Бреюсь. Я использую какие-то необходимые предметы. Затем что-то съедаю.
Наверное, я совсем съехал. Я пытаюсь хавать печатные знаки из свежей газетенки и ничего не просекаю. Это окончательное опингвинение.
Я включаю ящик. Кудрявый кулинар в переднике с надписью «Смрад» готовит громадные куски мертвых зверушек. Чтобы потом их жрать, жрать и жрать. Переключаю канал. Там целая толпа. Чему-то радуются, кричат и рукоплещут. Ведущий неприятный такой с рожей, с усами, с руками, все вроде на месте, в «Поле Чудес» Буратин запускает, спрашивает, задает вопросы, волосатый умница в синем костюме победоносно отвечает. Он ответил правильно, все ловят неслабый приход. Ему место в Сорбонне или на край — в Академии Наук. Умнице выносят приз: бочку варенья и ящик печенья. Это от спонсоров… Но это уже не Плохиш… Это уже сам Кибальчиш бросается наземь… благодарит… лопочет… целует ноги, крестик и шины тачки в студии… Бочка с вареньем падает на стол, лопается, разлетается ящик с печеньем… Кибальчиш кидается и кричит: «Мой приз!»… залезает на стол… начинает есть… Остальные сыплются с трибуны… бегут… Раздаются норманнские боевые кличи… Все в варенье и крошках… Смуглый азиат хватает кого-то за ногу.. Довольные айзера… Парнишка лет четырнадцати крутит над головой Останкинскую башню… Лопаются узорчатые витражи и барабанные перепонки… В зал врываются легавые…
А за моим окном торжествует белый цвет. Все стало бело. Город утонет в буране. На север я не поехал, но север сам приехал ко мне. Сплошные падающие лепестки.
Вот так неожиданно выпал снег.
* * *
Снег не кончится никогда. Скоро заметет весь город. Я слышу голоса. Они что-то шепчут. Куда-то зовут. Странные голоса, но я узнаю их. Это Ларри и Латин, Альфа и Роман Гнидин.
И мне пора рассчитаться за всех. Ларри пытался заниматься музыкой, да ничего не получилось. Роман осознал Тотальную Картину, которой не выдержал его мозг. Латин кончился из-за тяги к путешествиям. А уж Альфу щелкнуло вообще напрямую.
Из меня же все выплеснулось довольно глупо. Дело в том, что каждый день мне приходилось подъезжать до метро на автобусе. После проблем с легами я побаивался ездить на Латиновой тачке. Да к тому же сейчас я вряд ли разобрал бы сигналы светофора, разметку и дорожные знаки.
За одну короткую поездку на автобусе можно много понять про особей.
Необычайно хмурые лица. Для разгона особи начинают крыть друг друга матом. Это добавляет им уверенности в себе, чтобы бросаться дальше в жизнь. Каждый — нелепый кусок в несколько десятков килограммов, беспричинно обеспокоенный своим материальным благополучием и прозябанием.
Вот заходит женщина лет тридцати семи с дочкой лет шестнадцати. Вся в украшениях такая, прикинутая. И под себя ситуэйшен гребет:
— А ну-ка, хмыреныш, уступи-ка мне место, — говорит женщина мальчишке лет десяти с рюкзачком. Тот безропотно подчиняется.
Тут контролеры врываются. И кричат.
— Кто без билета, выходит через переднюю дверь! Строго по одному! С поднятыми руками!
Размахивают корочками красными, чтоб страх на особей навести. Оскалились и обещают жуткую расправу учинить над какими-то зайцами.
А большинство же на халяву хотело попутешествовать. И потому целая толпа с испуганными криками стала плотнее вглубь салона забиваться. Контролеры же отхватили себе добычу в лице пары особей. И довольные вывалились на стрит для публичной казни паршивцев. Последний контролер замешкался и для приличия спросил билет у последнего клиента, сидящего у двери.
Тот сразу в ор:
— А, твари! Вы еще билет у меня спрашиваете, да? Мерзавцы! Из-за вас я разбил свою несчастную тачку! И теперь вынужден ездить на автобусе. Ваш рейсовый автобус врезался в мою тачку! Это ваш парк еще мне денег должен! Гады! Ничего не собираюсь платить! За все мне ответите!
Читать дальше