Шань Са - Конспираторы

— Я помню, будто это было вчера. Ваша фотография меня как громом поразила. Я влюбился в эту бунтарку. Аямэй, это действительно вы? — Не дожидаясь ответа, он продолжает: — Теперь я понимаю, почему, когда я вас увидел, ваше лицо сразу показалось мне знакомым и мне захотелось узнать вас ближе. Аямэй, наконец-то я встретил вас! Вы, — частит он, запинаясь, — женщина, изменившая ход современной истории. А я самый обыкновенный человек, инженер, программист. Я даже не знаю теперь, как с вами разговаривать.

— Для начала давайте перейдем на «ты», вы не против?

Джонатан мысленно переводит дыхание. Эта женщина — запертый сейф, но он подобрал ключ. На сегодня достаточно! Теперь остается играть роль оробевшего и зачарованного программиста. Сыплются заранее заготовленные реплики: ему было тогда всего двадцать четыре года, он работал в американской компании в Сингапуре. В защиту студентов с Тяньаньмынь он подписывал петиции, посылал для них деньги. Впервые его так живо затронуло событие международной политики. С экрана телевизора Аямэй, студентка с длинными косами, открыла ему, что существуют люди, отринувшие законы продажного мира. Как все, кто оторван от родины, он проводил выходные в кабаках, напивался и возвращался домой со случайными девками. Но лица юных китайцев, объявивших голодовку, запали ему в душу. Насмотревшись на их исхудавшие тела и одухотворенные взгляды, он проникся отвращением к пустым глазам азиаток, нелепых на высоких каблуках, и белых гостей с их сальным смехом. Он понял, что деньги, власть и удовольствия ведут человека прямиком в небытие, что в жизни есть иные ценности, кроме тех, что вдалбливают в американских университетах: преуспеяние, обладание, потребление. А потом однажды вечером по телевизору — войска, танки, пальба…

Джонатан умолкает. Аямэй не дает затянуться молчанию. Расспрашивает его. Он не выходит из роли: теперь это человек, постепенно преодолевающий робость перед женщиной своей мечты. Устремив взгляд в несуществующее прошлое, он рассказывает о детстве в Сан-Франциско, о большом доме с видом на залив, о родителях, которые заставляли его учить французский. Они погибли в автокатастрофе, когда ему было пятнадцать лет. Началась долгая тяжба из-за наследства. Братья и сестры стали врагами. Его пытались оставить ни с чем, оспорив законность процедуры усыновления. Он поступил в Массачусетсский технологический институт и с того времени каждое лето ездил во Францию. Проработав полтора года в Силиконовой Долине, он покинул Соединенные Штаты. Малайзия, Сингапур, Гонконг, его несло к неведомому, к новым, все более далеким горизонтам.

Решив, что лжи пока достаточно, он задает ей встречный вопрос:

— А ты когда потеряла родителей?

— У моего отца случился инфаркт в тот день, когда военные пришли в дом с обыском. Два года спустя мать сбила машина. Я узнала об их смерти, только когда мне удалось добраться до Гонконга, летом девяносто первого.

— Теперь я понимаю, почему ты не любишь об этом говорить. Извини.

— Ничего, не страшно… Нет, — поправляется она, — страшно. Это моя вина…

Они смотрят друг на друга так, словно каждый видит собственную боль на лице другого.

— Ты жалеешь о Тяньаньмынь?

— И да, и нет.

— Тебя это мучает?

— Иногда я просыпаюсь среди ночи.

— Ты сочла меня смешным и самонадеянным, когда я сказал, что могу тебе помочь.

Она заглядывает ему в глаза.

— Помоги мне, ты ведь можешь?

— Ты опять смеешься надо мной? — фыркает он.

Она качает головой:

— Нет.

Джонатан вновь призывает на помощь красноречие:

— Вам удалось уйти от китайской армии — и от воспоминаний вы сумеете освободиться. Вы сильная женщина. Вам никто не нужен. Простите, никак не получается говорить вам «ты».

— Еще воды?

Он встает.

— Я злоупотребляю вашим гостеприимством.

Она тоже переходит на «вы»:

— Вовсе вы не злоупотребляете моим гостеприимством. Мне очень приятно.

Иные дистанции сближают. За щитом из почтительного лексикона Джонатан переходит в наступление:

— Вы позволите мне пригласить вас как-нибудь поужинать?

Она опускает голову:

— Когда хотите.

— До скорого.

И он слегка кланяется ей на восточный манер.

Закрываются двери лифта. Джонатан смотрит на часы. Ровно девятнадцать часов, ни минутой больше. Он уложился в намеченный срок. Ему удалось добиться обещания поужинать наедине, не затягивая встречу.

Глядя в зеркало, он улыбается.

Лифт, поскрипывая, спускается на четвертый этаж.