Иван говорил возбужденно:
— Мы ведь с вами учились вместе, Света! В девяностой школе, на Петроградской, помните? И я ведь любил вас… безумно любил… Я и сейчас вас люблю, Света… Я… вы… ты… т-т-с… то есть вы… в-в… ветка, полная плодов и листьев. Можно, я вас поцелую?
— Хорошо, хорошо, поцелуешь, — отстраняясь, мелко смеялась Светлана. — Потерпи только минуточку… Сейчас, сейчас придем…
И затем — едва ли не мечтательно — пропела-проговорила:
В старом саде,
в самом заде,
вся трава помятая.
То не буря-непогода,
а любовь проклятая.
Они остановились у трехэтажного каменного здания, странно выглядевшего среди деревенских изб.
— Ну, вот, мы и пришли уже, миленочек! — почему-то вытирая рот, сказала Светлана.
Вошли в темный подъезд. И тут, прижав палец к губам, женщина прошептала:
— Подожди меня здесь, Ванюша… Пойду проверю: а вдруг МОЙ дома… Я скоренько, ты не думай…
И — пропала.
— Нет, — прочитав рассказ, сказал мой герой печально и твердо. — Нет, я не согласен. Мы все не согласны с таким концом! И мы имеем право на собственное мнение!
Что же, на нет и суда нет (есть «тройка» и трибунал, но это, будем считать, уже в прошлом).
А чужое мнение уважать надо. Уважим.
Иван остался один.
«Почему я такой? Откуда я в самом деле взялся?» — стал он мучительно думать и вспоминать. Он вспомнил весь сегодняшний день — с самого утра. Разговор в профкоме. Укоризненный взгляд матушки. Вспомнил свою бестолковую взрослую жизнь. Вспомнил детство, школу, милую застенчивую девочку Свету… Светочку… Светулю… Свои нелепые, такие наивные и такие славные мечтания!.. Ах, до чего же хорошо было в детстве! В раннем детстве… В самом-самом раннем… Еще раньше…
Отчего же так плохо сейчас?!
Ну, вспомни, еще немного, ну еще…
Минут через десять Светлана, свесившись в пролет, позвала громким шепотом:
— Иван, поднимайся!
Никто не откликнулся ей.
Раздраженная, шепча ругательства, женщина сбежала вниз. В подъезде не было никого. Светлана, распахнув дверь и одной рукой держась за нее, выглянула наружу.
На улице Ивана Добролюбова тоже не было. Его не было нигде… Моросил дождик. И чей-то паспорт плавал в луже возле обшарпанной двери.
В отпуск я собирался, как обычно, — летом. Но за последнее время устал, как, пожалуй, никогда прежде. И когда у нас в профкоме объявилась горящая путевка на апрель — взял. Махнул рукой на все и — в дом отдыха, в Курортный район.
Несколько дней провел — как во сне. Какая-то лень накатила, апатия, чего со мной сроду вроде бы не случалось. Старею, видимо. А ведь меня на работе «движком» называют. А в доме этом отдыха — раскис. Отлеживался. По берегу залива гулял. Народу было не густо — не сезон. Да к тому же и апрель выдался какой-то бестолковый: то солнце печет, то вдруг снег повалит.
Так прожил я в полнейшей лени несколько дней.
И вот настал день, который я на всю жизнь, наверное, запомню. О нем я и расскажу. Только вот что, пожалуй, странно: вспоминаю — и вспоминаются всё какие-то пустяки.
День начался… ну день как день. Серенький, скучный. Прошелся по берегу, похрустел льдинками. Побродил по саду.
Маленькая девочка — дочка местной поварихи — играла с куклой. Усадила ее за стол, пододвинула тарелку. Сказала строго:
— Ешь, Артикул! И не капризничай! Чтобы все съел!
— Как ты ее называешь? — удивился я.
— Артикул. И это не она, а он. Имя у него такое.
— Артикул — это не имя, — засмеялся я. — Это… — Я замолчал, сам толком не зная, что же это такое: «артикул».
— Нет, имя! Нет, имя! Имя! — Девочка протянула мне куклу. — Сами читайте!
К кукольному платью была подшита бирка. На ней — среди разных слов и непонятных цифр и сокращений — крупно выделялось: «ИМЯ — АРТИКУЛ».
— Видите? Ага! — торжествующе сказала девочка. — Убедились? А спорили! Имя! Я читать умею! Это так сына моего зовут — Артикул. И не спорьте больше, если не знаете. Имя! Имя!
Я отошел, усмехаясь.
Долговязый парень вертелся возле двух девиц, говорил вкрадчиво:
— А зовут меня Федором, что в переводе с древнегреческого означает, между прочим, «подарок женщинам»… Ну, а фамилия моя вам ничего не скажет, да и не значит она, наверное, ничего… Так что, пардон, я вам ее не скажу…
Девицы хихикали.
Чайки, некогда гордые птицы, сидели на раскрытых баках с пищевыми отходами.
По оттаявшей земле деловито прыгал воробьишко. Из-под куста, из вороха прошлогодних листьев на него, не отрываясь, смотрела бело-рыже-черная кошка. Она замерла, только рот ее нервно дергался.
Читать дальше