Екатерина Перченкова - Прокотиков (сборник)

…Стоп! Эта крыса, а не укрываемый мной еврейский ребенок. Я не люблю крыс. Я люблю котов и покрываю их тунеядство. И Юдит вовсе никакая не генеральша. Все соседи знают ее историю. Маленькой девочкой она чудом спаслась, когда все ее родные погибли в гетто. С тех пор она совсем ничего не боится, кроме крыс. «Почему твои коты плохо работают? – спрашивает Юдит. – Они совсем не охотятся, разжирели на всем готовом». – «Неправда, фрау Юдит! Они стараются. Сегодня они поймали змею».

Это почти правда. Змееныша притащил кот Рюма, ленивец и толстяк. Я подозревал, что змей неядовитый, но решил на всякий случай поискать в Гугле, вдруг со временем малыш превратится в опасного врага. Пока я метался в Интернете между справочниками и полевыми определителями, снаружи не прекращалась возня. То и дело я выбегал во двор, чтобы предотвратить кровавую расправу, но все выглядело довольно мирно. Кот осторожно трогал змееныша лапой, а тот лениво, как бы нехотя уворачивался. К тому времени, как выяснилось, что Рюма напрасно третирует невинного ужа, на веранде уже валялся безжизненный черный шнурок.

«Эта смерть не должна пройти даром, – решаю я. – Она пойдет на службу моей отлаженной пропагандистской машине». Появилась возможность доказать, что коты – лучшие в мире змееловы. Я фотографирую мертвого ужика на чистом белом фоне, так чтобы находящиеся рядом предметы не выдали тайну его детских пропорций, и отправляю мейл в ежедневную рассылку, которую получают все в нашей деревне. И еще, пожалуй, надо сделать два бумажных объявления. Одно повешу на почте, а другое – возле продуктовой лавки. В середине листа – фото мертвого ужа, а под ним надпись:

«БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ! ЭТИМ ЛЕТОМ НА УЧАСТКАХ ПОЛНО ГАДЮК! ПОЛЮБУЙТЕСЬ, КОГО СЕГОДНЯ УТРОМ ПОЙМАЛ МОЙ КОТ».

Я знаю, что обычно запоминается только последняя фраза.

Мой новый сосед справа – Меир. Он не любит котов, не боится ни мышей, ни змей, но он нам не враг. Меир встречает меня на улице. Как бы он ни улыбался, в глазах застыл темный масляный замес кисти Эль Греко. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать: «Приветик, Дон Меир! Как прошли похороны графа Оргаса? Хорошо погуляли?»

К счастью, он начинает первым:

«Давид, у меня тут такое стряслось… Он опять приходил ко мне, этот черный. О, я знаю, это не случайно! Такой же кот был у той женщины, помнишь, я рассказывал… Я понял, это знак! Он пришел, чтобы напомнить мне о моих ошибках. Видимо, я должен его кормить. У меня где-то здесь было полселедки. Ладно, дам ему курицу».

Я мог бы сообщить Меиру, что черный кот пришел к нему не из прошлого, а с ближней помойки. Что зовут его Цыганенок, маму его звали Княгиня, а бабку – Кабашка. Что все они, кабашковичи, издавна живут только на улице по причине склочного характера. Что селедку, наверняка, он же и спер, когда Меира не было дома, и что лучше бы закрывать окна. Но я никогда не скажу этого. Боюсь, что он перестанет кормить Цыганенка. Вместо этого я прихожу к Меиру с бутылкой сливовой настойки. Мы пьем, и он снова рассказывает мне о своих ошибках.

Когда я возвращаюсь, то обнаруживаю, что вся кошачья команда куда-то подевалась. Я нахожу их всех в одном месте – возле сливового дерева; что-то их заинтересовало, но что? Лишь подойдя к сливе вплотную, я наконец различаю в листве хамелеона. Он смотрит на меня выпуклыми бесцветными глазами минского бухгалтера, который, неожиданно для себя, подался в партизаны. Я пробую снять его со сливы и отнести куда-нибудь подальше от вражеского штаба, но хамелеон вцепился в дерево намертво. Маленькая зеленая лапка, удивительно похожая на человеческую, сжимает сливовую ветку, словно флагшток.

Выход один: нужно срочно чем-нибудь отвлечь котов. Увести их в дальний угол сада, туда, где стоит старый диван. («Давайте перейдем в гостиную, господа, я покажу вам чудесную музыкальную шкатулку – дар Фюрера».) С размаху я плюхаюсь на диван. Они меня любят, чертовы мордовороты. Не пройдет и секунды, как самые сметливые начнут подтягиваться сюда. Шуки и Мигель прыгают ко мне на колени, Маркиза трется об ноги, Ваниль норовит устроиться на затылке. Я поглядываю в дальний угол сада, где-то там, в листве, в зеленом камуфляже, затаился хамелеон. Я знаю, теперь он успеет уйти.

Первого черного кота подарил мне сын Митька, ему тогда было 17 лет. Первый курс, хорошее время. Он тогда завел себе девочку, мне ее не показывал, но я иногда вечером дома находил то окурок с помадой, то заколку. Я уж его не спрашивал ни о чем, просто стал звонить домой перед выездом.