Стоп! Мне туда не надо! Она — здесь!
С высоты вижу лучики: такие же пьяницы, как я, едут в Плодовое за вином. Рывком возвращаюсь. Понимаю, что снова на земле, потому что слышу, как забытая бутылка, скатившись с заднего сиденья, разбилась и теперь, булькая, льется.
Фу!
Потом услышал, как тихо камешки струятся с обрыва из-под колеса. Медленно, осторожно попятился, развернулся… Во! На краю ходим!
На бешеной скорости ворвался в Плодовое. Встречный грузовик мне фарами помигал: мол, сбавь скоростянку! Засада! ГАИ!
Дикое ликование охватило меня. Жизнь идет!
В общем, укушались с Генычем крепко! И воскресенье под тем же флагом прошло…
В понедельник утром Геныч заходит ко мне наверх.
— Слушай, Санчо, не обижайся, но только такой толстокожий, как ты, может среди покойников жить! Я лучше на базе в общагу попрошусь!
— Ладно.
Вывел свой драндулет, поехали на базу. На площадке у стадиона работяги демонтируют какой-то ангар: много чего пришло в ветхость в связи с конверсией. Сдирают тонкие, светлые, словно поющие листы меркурина и швыряют в канаву, в грязь! Не выдержал, подошел.
— Мужики! Отличная кровля на мою избу!
— Договоримся! — говорит бригадир.— А лестница не нужна тебе?
— Какая лестница?
— Винтовая. Из того же материала. На второй этаж.
— Покажите!
Геныч, махнув рукой, убыл.
А я с помощью товарищей начал грузить.
Стали с Колей-Толей крыть дом. После работы — и до темноты. Какая-то кулацкая жилка у меня все же оказалась! И лестницу установили: точно из прихожей на второй этаж, в будуар!
Но этим наша дружба с Колей-Толей не ограничилась.
В субботу — только вздремнул после обеда — радостный голос:
— Принимай, хозяин, гостей!
Выхожу на крыльцо. Коля-Толя в строгом костюме. За ним торжественно одетые люди стягивают с кузова грузовика гроб!
Странно как-то вышло: словно я, поселившись тут, сам священником сделался и кладбище заработало. Но я-то чем виноват? Открыл, конечно, окно, поставил им Бетховена.
Все родственники покойного оказались, естественно, у меня — и постепенно нажрался я с ними так, что ничего не помню!
Проснулся среди ночи от ужаса. Выхожу в сени и вижу, как ступени винтовой лестницы проседают по очереди: Он поднимается!
Просыпаюсь — снова солнце. Тишина. В избе — никого. Выползаю на крыльцо, и вдруг — с пыльной дороги сворачивает черная «волга». Алехин вылезает. Сам пожаловал!
Загорелый, в белом костюме. Смеется:
— Вы что — и отпевать уже начали?
Оборачиваюсь — и цепенею: гроб с покойником стоит на козлах! Так отметили — похоронить забыли.
— Извините,— говорю,— мелкие погрешности. Заходите, если есть время.
Стоит, щурится. Любуется моей крышей.
— Должен вас порадовать: ваша крыша во всех сводках иностранных разведок уже числится как военный объект!
Развел я ручонками: а что делать? Объясняю ему: разбирали на базе огромный ангар из меркурина, мужики прямо бросают листы в полынь — и тут подхожу я, весь в белом!..
— Ясно,— улыбается.
Заходим внутрь.
— О! Винтовая лестница оттуда же!
— Может быть, вы скажете…— С похмелья злоба колотит.— Где в наших краях можно добыть что-нибудь не стратегическое?
— Полностью с вами согласен,— смеется.— Но не беспокойтесь: я не из ОБХСС.
«А откуда же ты? — думаю.— ГРУ? КГБ? Да нет, как-то они мелкими сошками перед тобою выглядят! С чем приехал?»
Ого! С коньяком!
— У меня к вам серьезный разговор…
Ну что ж, самое время! И обстановка подходящая…
— Надеюсь, вы понимаете, что все, что было прежде,— лишь подход к настоящему вашему предназначению? Даже не увертюра?
— Да знаете ли… мне как-то и предыдущего вполне хватило!
Шутливо махнул рукой.
— Да нет, то все было несерьезно.
— Да?
Вдруг вспомнил свое недавнее «состояние клинической смерти», когда чуть не гробанулся с обрыва. Не они ли начали «настоящую работу»?
Пронзительная догадка! И чувствую — верная!
Алехин только усмехается.
— Вас не проведешь!
— Так чем… мы занимаемся?
— Пока еще рано об этом говорить… вдруг не получится.
Ну! Мастер замечательных фраз этот Алехин! Чем-то мы уже занимаемся на грани смерти моей, но говорить об этом еще рано! После смерти, что ли, будет пора?
— Кстати, вы знаете, что это кладбище самоубийц?
Так! Удар обухом по голове! И в то же время, как бы тонкий намек — мол, не случайно я на кладбище оказался, часть их сложного плана, о котором рано еще пока говорить!
— Самоубийц?
Читать дальше