Уильям Тревор - Пасынки судьбы

— Еще мисс Касл.

— Простите, миссис Лейси?

— У меня жиличка, мисс Касл.

— У вас жиличка? Еще одна одинокая женщина?

— Да.

— Она молодая?

— Нет, мисс Касл не молодая.

— Пожилая женщина, миссис Лейси?

— Мисс Касл еще работает на метрополитене.

— На метрополитене?

— Да.

— Видите ли, миссис Лейси, в качестве довода могут привести тот факт, что у ребенка нет друзей-сверстников. Только вы и женщина, которая работает на метрополитене. Повторяю, миссис Лейси, речь не идет об отсутствии ласки и внимания к малышке. Я даже и помыслить об этом не могу.

— Бетти счастлива. Послушайте, мне бы не хотелось, чтобы вы здесь появлялись. А сейчас мне надо…

— Простите, если обидел вас, миссис Лейси.

Она поднялась, вынуждая его тоже подняться. Он терпеливо кивал и улыбался ей, она понимала теперь: это у него профессиональная манера, он ведь консультант.

— Я просто думал, что вы хотели бы узнать, как Норма себя чувствует, — сказал он перед уходом; на пороге он вдруг стал неловким, улыбка и чистосердечность исчезли, их заменила торжественность. — Речь идет о возрождении личности. Вы понимаете меня, миссис Лейси?

На кухне Бетти писала печатными буквами свое имя на животе кита. Она слышала голоса в прихожей, но не обращала на них внимания. Спустя минуту хлопнула дверь, и на пороге появилась мама.

— Смотри-ка, — сказала Бетти, но мама почему-то не посмотрела. Мама схватила ее на руки, шепча ее имя. — Ты что, лицо мыла? — спросила Бетти. — У, холоднющая!

Днем Бриджет прибиралась у Виннардов, как обычно прихватив с собой Бетти. Она размышляла — поделиться или не стоит с миссис Виннард, что у нее произошло с Нормой и ее мужем, может, та посоветует, как ей быть, чтобы покончить с этой историей. Миссис Виннард, миловидная женщина в очках, добрая, молодая, отзывчивая, была сегодня сама не своя: ее двое шумных мальчишек — близнецы двух с половиной лет — задали ей перцу, так что Бриджет ничего не рассказала. Она прибралась в холле, ванной комнате и четырех спальнях, заглядывая время от времени на кухню, где Бетти играла в кубики маленьких Виннардов. Пора собираться домой, а она так ничего и не рассказала, впрочем, она даже рада была, что промолчала: ни с того ни с сего поймала себя на том, что представляет выражение лица отзывчивой миссис Виннард, на котором написано — человек гуманный не станет отметать с порога доводы Нормы и ее мужа. Бриджет знала, что миссис Виннард так напрямик не скажет, но подумает обязательно.

Наблюдая в парке, как Бетти катается с детской горки, она продолжала терзаться. А если она поговорит с отцом Гогарти, то же самое будет? Может, на его костлявом, землистом лице тоже мелькнет тень, может, он тоже решит, что Норму нельзя сбрасывать со счетов? Не всякому пришлось столько горя хлебнуть, сколько Норме. И самое тяжкое — отчаяние, что отдал свое единственное дитя, потому что больше тебе не суждено иметь детей, да, это в тысячу раз тяжелее, чем просто быть бездетной.

Как-то само собой получилось, что Бриджет вспомнила, какой казалась ей судьба, когда она была девочкой: прежде всего судьба зависит от характера. «Мы жадные, — говорил Лайем про себя и ту женщину. — Наверное, мы так уж устроены, ничего не поделаешь». Та женщина жадная, хотел он сказать, но ему легче было сказать, что и он тоже.

Она смотрела, как Бетти катается. Помахала ей, Бетти в ответ помахала. Норму не назовешь жадной, вернее, она не такая, как та женщина, она, конечно, наломала дров, а потом стала помощи просить: у тех, кто воспитал ее ребенка, которого она, не подумав, родила, у «Самаритян», у мужчины, который женился на ней. В конце концов Норме жизнь улыбнулась, она уцелела, и все, что было в ней от природы хорошего, дало о себе знать. А помогли ей любовь мужа, его благородство и искренность. Не надо ей ни в чем завидовать. Судьба подбросила ей козырей, как Лайему и той женщине.

— Смотри, мам! — закричала Бетти, взобравшись на горку, и снова Бриджет смотрела, как девочка катится вниз.

Бриджет все-таки поделилась с миссис Виннард и отцом Гогарти, потому что трудно свою беду в тайне держать и потому что она устала гадать, что ей на это скажут. Миссис Виннард сказала, что посягательствами этой парочки должна заниматься полиция. Гогарти вызвался пойти и вразумить их, если известно, где они живут. Но до того, как миссис Виннард и священник начинали говорить, Бриджет видела, нет, она не могла ошибиться, как на секунду мимолетная тень, которой она больше всего боялась, набегала на их лица Нерешительность и сомнение и — быстрее, чем мысль, — чувство, что ребенку куда естественнее жить у молодой семейной пары, чем у одинокой пожилой женщины и стареющей служащей лондонского метрополитена. Когда Бриджет обсуждала все это вновь и вновь с мисс Касл, она могла голову дать на отсечение, интуиция ее не обманывала: за гневом и яростью мисс Касл скрывались все те же сомнения.