— Как это вы только что выразились? Все мы немного причастны к мировому злу?.. Да, наверное, вы правы, наверное, именно по этой причине. — То есть, продолжал Германн, в сущности, им движет только чувство долга, в широко понимаемом смысле этого слова — по мнению некоторых, например по мнению его супруги, понимаемом слишком уж широко; ведь его, собственно говоря, ничего, совершенно ничего не связывает напрямую с теми событиями, да это уже и так давно ясно, так что и повторять ни к чему. Короче говоря, пусть это совсем немного, но это примерно все, что он со своей стороны может сказать, заключил он.
— Благодарю, — ответил гость, — мне было чрезвычайно интересно вас слушать. Все, что касается лично вас, действительно не относится к материалам расследования, и вы, конечно же, не забыли, что я не просил вас высказываться в свою защиту: я всего лишь не возражал против этого, учитывая, что вы, по всей очевидности, ощущали в этом необходимость. С какой стати мне было отказывать вам в такой небольшой любезности? При всем том благодарю вас, мне было очень интересно, — повторил он.
Германн смотрел на него ошеломленно.
— В свою защиту?.. — Он сдвинул брови. — Надеюсь, вы не сомневаетесь, что я говорю правду? — спросил он. — Если желаете, я покажу бумаги…
— На это у меня нет полномочий, — остановил его гость. — Кстати говоря, собранная мною о вас информация полностью совпадает с тем, что вы говорили. Вы, Германн, стоите выше подозрений.
Что ж, он весьма рад слышать это, кисло ответил Германн, тут же добавив, что рад, само собой разумеется, не по личным причинам — что касается его лично, у него и сомнений никогда не было, да и быть не могло, — а в том, более широком смысле, которого они касались только что. То есть он рад, что не стал жертвой пустых домыслов, не говоря уж об известных предубеждениях, о склонности людей к беспочвенным обобщениям, к наклеиванию ярлыков; ведь люди так любят ставить клеймо сначала на отдельных индивидах, потом на семьях, потом на краях, а там и на целых народах, что, надо честно признаться, чрезвычайно обидно.
— Понимаю, — заметил гость. — У меня тоже есть некоторый опыт в этом отношении. Подобные обобщения всегда неприятны.
Именно, именно, согласился с ним Германн; особенно же досадно, что в таких случаях ничего не стоит дать себя вовлечь в нескончаемые бесплодные разбирательства. Ведь что скрывать, все мы небезразличны к некоторым моментам и болезненно реагируем, когда репутации нашей грозит опасность.
— Вам, коллега, — продолжал он, — наверно, не нужно напоминать о постоянном дефиците времени, без чего нашу с вами профессию просто трудно представить. Сейчас вот мне придется ох как это почувствовать: дело в том, что я как раз ожидаю повышения по службе и мне придется осваивать новый круг обязанностей.
Тут гость на минутку перебил его, чтобы принести свои поздравления и пожелать удачи.
— Большое спасибо, — поклонился сидя Германн, затем небрежно откинулся в кресле, по-свойски вытянув ноги в домашних шлепанцах. — Но вы, разумеется, и в дальнейшем можете мною располагать, а я по мере своих скромных сил буду помогать вам в любом вопросе и любыми средствами.
Гость поспешил заверить его, что ни в коем случае не собирается злоупотреблять ни временем, ни терпением хозяина: речь идет лишь о некоторых сведениях, которые он хотел бы попросить у Германна на предмет осмотра места действия; дело в том, что первый выезд туда должен состояться уже завтра. Потом понадобится еще одна поездка, в другое место — но сейчас об этом говорить рано, пока что есть смысл сосредоточиться на дне завтрашнем, благо цель завтрашней поездки находится, можно сказать, тут, в окрестностях. Гость прежде всего хотел бы знать: все ли там в целости и сохранности?
— А как же, — ответил Германн и добавил: — За этим мы следили.
И правильно делали, ответил гость, это очень важный, если не самый важный, момент, поскольку уничтожение следов — один из самых любимых и опасных приемов противника: ведь подобное может поставить под вопрос эффективность даже самого добросовестного расследования — ну, конечно, как раз на этом расчеты противника и строятся.
Германн, словно взвешивая слова гостя, задумчиво смотрел в пространство перед собой.
— Но простите, — произнес он наконец с удивлением, — о каком противнике вы, собственно, говорите? Могу вас заверить, в наших краях, если и можно говорить о каком-то серьезном противнике (тут гость рассмеялся)… ну хорошо, положим… все равно он не посмел бы идти на такой риск, как, например, уничтожение следов, и я гарантирую вам, что никто, разве только время…
Читать дальше