Последний раз мы с нею хорошо поболтали года два назад, когда она пришла ко мне, а не к Эрнесту. Она рассказала, что, уже подойдя к крыльцу, увидела подъехавший к дому кеб, из окна которого высунул свою старую чёртову башку папаша мистера Понтифика, и вот она пришла ко мне, потому как шнурки не успела погладить для реверансов с такими, как он. Она стала жаловаться на невезение. Постояльцы обращаются с ней так мерзко, съезжают, не заплатив и не оставив за собой не то что пряника — кнута, хотя, впрочем, сегодня ей пряник таки перепал — сегодня она так славно пообедала, целый кус ветчины с зелёным горошком. Она даже поплакала над таким обедом, но она ведь такая глупая, такая глупая.
— И потом, этот Белл, — продолжала она, и я не смог уловить и намёка на связь с предыдущим, — эдак кто угодно расстроится, посмотреть, как он зачастил в церковь, мол, его матушка готовится встретиться с Иисусом и всё такое, и вот на тебе, ничего она такое помирать не собирается, а по полбутылки шампанского в день выдувает, а потом Григг, ну, вы знаете, который проповедует, спрашивает Белла, правда, мол, какая я весёлая, ну, не то, конечно, как в молодости, а тогда мне плевать было, я любого гуляку на Холборне могла умыть, да меня ещё и сейчас если бы приодеть, да если б зубы были, так я ого-го! Я потеряла бедняжку Уоткинса, но тут уж, конечно, ничего не поделаешь, и потом, я потеряла мою дорогую Розу. Дура старая, надо ж, поехала кататься в карете, ну и подхватила бронхитик. Кто б мог подумать, я ещё поцеловала бедняжку Розу в Пассаже, и она мне купила свининки, кто бы мог подумать, что я её больше не увижу, и её друг, настоящий джентльмен, он тоже её любил, человек женатый. Я так думаю, от неё уж теперь ничего не осталось. Вот встала бы из могилы и увидела б мой больной палец, то-то бы заплакала, а я бы ей — не волнуйся, лапа, я в порядке. Батюшки, опять дождь собирается. Как я ненавижу, когда сыро в субботу вечером — эти бедняжки в своих белых чулочках, и надо зарабатывать на жизнь… — и прочая, и прочая.
И всё же годы не властны над этой безбожной старой греховодницей, как должно было бы ожидать по всем понятиям. Какую уж там жизнь она ни вела, для неё она в высшей степени подходит. По временам она отпускает нам намёки, что всё ещё в большом спросе; иногда же говорит в совсем другом тоне. Последние десять лет она даже самому Джо Кингу не позволяет хотя бы даже губами к своим губам прикоснуться. Нет уж, баранья котлета и то лучше.
— Ого-го, вы бы меня видали в мои золотые семнадцать! Я была паинькой у моей бедняжки мамы, а уж она была красотка, хотя мне нельзя такое говорить. Полный рот зубов, да каких. Позор какой, пришлось так и хоронить её в таких зубах.
Я знаю только одно, что её шокировало — то, что её сын Том и его жена Топси учат своего младенца ругаться.
— О, это жуть какая-то кошмарная, — воскликнула она. — Я даже не знаю, что эти слова значат, но я ему прямо сказала, что он пьянь синерылая.
На самом деле, я подозреваю, что старушке всё это скорее по душе.
— Постойте-ка, миссис Джапп, — сказал я, — ведь женой Тома была не Топси, вы, помнится, называли её Фиби?
— Ну да, — отвечала она, — но Фиби плохо себя вела, и теперь это Топси.
Эрнестова дочь Алиса немногим более года тому назад вышла замуж за друга своего детства. Эрнест дал им всё, что они захотели, и много больше. Они уже подарили ему внука, и я не сомневаюсь, что подарят ещё не одного. Джорджи в свои двадцать один уже владеет отличным пароходом, который купил ему отец. Лет в четырнадцать он начал ходить на баркасе со стариком Роллингсом и Джеком от Рочестера к верховьям Темзы; потом отец купил ему и Джеку по собственному баркасу, потом по паруснику, потом по пароходу. Я не очень хорошо знаю, как люди зарабатывают деньги, имея пароходы, но он всё делает, как там принято, и, судя по всему, это приносит ему хороший доход. Лицом он очень похож на своего отца, но без искры — насколько я могу судить — литературного таланта; у него неплохое чувство юмора и здравого смысла в изобилии, но его внутреннее чутьё очевидно практического свойства. Я не уверен, кого он больше наводит мне на память — Эрнеста или Теобальда, если бы тот был моряком. До смерти Теобальда Эрнест дважды в год ездил погостить к нему в Бэттерсби, и у них наладились отличные отношения, несмотря на то, что соседское духовенство именовало «ужасающими книгами, которые написал мистер Эрнест Понтифик». Может статься, что гармония, или скорее отсутствие диссонанса между ними поддерживало то обстоятельство, что Теобальд ни разу не заглянул ни в одну из работ сына, а Эрнест, разумеется, ни разу не упомянул о них в присутствии отца. Отец с сыном, как я сказал, прекрасно ладили, но при этом факт остаётся фактом — Эрнестовы посещения были непродолжительными и не слишком частыми. Один раз Теобальд высказал пожелание, чтобы Эрнест привёз детей, но тот знал, что им это не понравится, и не привёз.
Читать дальше