Сара Шило - Гномы к нам на помощь не придут

Я встала с матраса. Колени у меня болели. Мне хотелось размять ноги, походить, потому что от долгого сидения мое тело устало, но в бомбоубежище невозможно было даже шагу ступить. Было такое ощущение, что людей стало больше; как будто за время сна людская масса разбухла и поднялась, как булочки на противне. Я стала вертеть головой, чтобы размять мышцы шеи, но голова у меня закружилась, и мне пришлось схватиться за стену. Моя блузка сильно помялась, и у нее оторвалась верхняя пуговица. Чтобы она не распахнулась, мне пришлось придерживать ее рукой. Марсель проснулась, посмотрела на меня, сразу все поняла и что-то шепнула Агуве. Та порылась в сумке и протянула ей булавку.

— Теперь можешь не волноваться, — сказала Марсель, скрепив мне ворот.

Я сняла с косы резинку, расплела ее, прочесала волосы пальцами, разделила их на три длинных змейки, взяла одну из змеек в одну руку, а две других — во вторую и начала заплетать косу заново. Мне нравилось чувствовать, как змейки извиваются, скользят из одной руки в другую и переплетаются между собой. Когда я закончила заплетать косу, я провела пальцами по всей ее длине, чтобы проверить, достаточно ли она гладкая, и снова закрепила резинкой. От этого моя голова словно ожила, и по затылку растеклась приятная истома.

Потом я снова распустила косу, разделила волосы на две равные части и начала заплетать уже две косы, но, когда закончила заплетать вторую, обнаружила, что у меня нет для нее резинки. Марсель сонно улыбнулась и протянула мне резинку своей дочери. Я улыбнулась ей в ответ, и на ее лице появилось такое выражение, какое бывает у младенца, когда перед началом субботней трапезы отец окунает мизинец в серебряный кубок с вином и дает ему его пососать. Я вспомнила, как это делал папа, когда Дуди был еще грудным ребенком.

Вчера было очень жарко. Хаим и Ошри уснули, а я подошла к закрытой двери комнаты Ицика и стала слушать, как он разговаривает со своей птицей. Он говорил с ней так, как мужчины в фильмах говорят со своими возлюбленными. Они с Дуди дали ей женское имя Далила, думая, что она самка. Они просто не знали, что в детстве самцы соколов по расцветке бывают похожи на самок. Я узнала об этом совершенно случайно, когда слушала по радио передачу Азарьи Алона и он вдруг заговорил о соколах. Правда, что он рассказывал потом, я не знаю, потому что сразу же выключила транзистор. Терпеть не могу этих соколов.

К птице Ицика я никогда не подхожу, даже когда Ошри умоляет меня пойти вместе с ним в старую кухню посмотреть на нее и начинает тянуть меня за руку. Да и к самому Ицику я тоже стараюсь не приближаться. Не знаю почему. Скорее всего, из-за его рук. Иногда мне кажется, что он специально выставляет их напоказ, чтобы все увидели, какие они страшные. И еще я боюсь, что он посмотрит на меня своими пронзительными, словно прожигающими тебя насквозь глазами и по выражению моего лица решит, что не только его руки, но и он сам тоже вызывает у меня отвращение, хотя на самом деле это не так.

Я вынесла мусор, спрятала мусорное ведро в кустах и пошла к маме в ясли. Мои ноги не шли, а бежали, как будто им тоже не терпелось поговорить с мамой и как будто они хотели помочь мне убежать от моих вечных спутников — сомнений, которые никогда со мной не расстаются и всегда преследуют меня по пятам. Вот и сейчас, обнаружив, что я ушла из дому, они начали вопить на всю улицу: «Вернись! Что ты делаешь? Как тебе не стыдно?» — и я знала, что они вот-вот бросятся за мной в погоню. Но сделала вид, что их не слышу, и продолжала бежать.

Все дети в яслях сейчас спят, думала я, и я смогу с ней спокойно поговорить. Скажу ей, что так больше нельзя и что надо рассказать близнецам правду, прежде чем другие дети, в школе или на улице, не наговорят им каких-нибудь гадостей. Через несколько месяцев они пойдут в первый класс и тогда уже будет поздно. «Ты, — скажу я ей, — никогда не училась здесь в школе и знаешь о ней только то, что слышишь на родительских собраниях. Ты даже не представляешь себе, какими жестокими могут быть здешние дети». И чтобы окончательно прогнать свои сомнения, я представила себе, что именно Ошри и Хаим могут вскоре услышать на переменах.

— Мой брат Цион поклялся Торой, что ваш отец умер.

— Всем известно, что Коби — всего лишь ваш брат.

— Нет у вас никакого отца.

— Во всем нашем поселке только вы одни не знаете, кто ваш отец.

И наконец, самое страшное, что им могут сказать:

— Все знают, что ваша мама трахается с Коби.