Мирьяна Новакович - Страх и его слуга

— Любовь — причина всех страданий, — шепнула хозяйка бала на ухо одной из своих лизоблюдок. Но я услышал. Вот, значит, почему герцогиня Мария Августа Турн-и-Таксис выглядела такой грустной и отсутствующей. Мучимая старым недугом бездельников, герцогиня почти не обратила на меня внимания. Не важно, она уже слишком стара для моих развлечений. Правда, ей нет еще тридцати, но, на мой вкус, для женщины это преклонный возраст. Благодаря хорошему питанию, на ее боках и груди обозначились заметные наслоения. Она выглядела физически крепкой дамой с темно-каштановыми глазами и такого же оттенка париком, как, собственно, и у всех, принадлежащих к роду Турн-и-Таксис. Почему все члены семейства носили парики одного цвета, мне было всегда непонятно.

Предполагаю, ее брак был тщательно продуманным и детально обговоренным. Она не венчалась до тех пор, пока ее будущему супругу не была обеспечена должность регента Сербии. Только после этого ее послали на другой берег Дуная сказать, что любовь — причина всех страданий. А что могла знать эта глупая женщина о страдании? Ничего. Я бы мог рассказывать об этом годы, десятилетия, столетия, и моим рассказам не виделось бы конца и края. Но я рассказывать не могу. Некому.

— Как вы можете любить его? — спросила лизоблюдка, с, я бы сказал, отвращением. — Он далек от любого совершенства.

Мария Августа громко вздохнула и сказала:

— Я влюбилась не потому, что искала бесконечную силу, или совершеннейшую красоту, или чрезвычайную мудрость. Как раз наоборот, я полюбила его, когда заметила в его силе маленькую слабость, когда мне бросилась в глаза пылинка безобразия в его красоте, когда я услышала от него глупые, тупые мысли… — она замолчала, потом продолжила: — Слишком сильные, слишком красивые, слишком мудрые не могут быть любимы, это дань, которую они платят за все свои достоинства.

— Да, но… — начала было лизоблюдка, но тут же замолкла. Не знаю почему, может быть, поняла, что герцогиня права, а может, напротив, совершенно не могла согласиться с ее мнением.

Но зато барон Шмидлин не закрывал рта. И я подумал, а почему бы мне не присоединиться к его слушателям. Я понимал, что было бы очень хорошо завоевать полное доверие этого человека, а нет лучшего способа добиться чьей-то любви, чем внимать его речам. Это действительно странно, даже мне, такому старому, странно и необъяснимо, как легко люди обычное внимание отождествляют с любовью.

Тот молодой врач, Радецки, похоже, преследовал те же цели, что и я, он выразительно кивал головой и другими способами давал понять, что прилежно следит за тем, как Шмидлин злоупотребляет даром речи. Там же стояли и еще двое одетых по последней венской моде. Итак, можно было предположить, что барон Шмидлин оживленно беседует с членами истиной комиссии. Он, несомненно, наслаждался тайным знанием того, что существует еще и секретное доверенное лицо Его императорского величества, то есть я. Все то время, которое я провел среди этих типов, он всем своим видом свидетельствовал о том, что нет ничего, что люди любили бы больше и что приносило бы им такое наслаждение, как собственная убежденность в том, что ложь это правда. Этот Шмидлин просто расцвел благодаря нашему знакомству, чьи корни питались щедрым удобрением обмана.

Я подошел к ним, Радецки, увидев меня, вздрогнул. Барон Шмидлин с приветливой улыбкой поклонился и познакомил с доктором Радецким и двумя учеными, графами, имена которых я тут же забыл. Один был в светловолосом парике, второй в рыжем. Меня он, естественно, представил как графа фон Хаусбурга, остановившегося в Белграде по дороге в Ниш.

— Я как раз рассказываю молодым господам из Вены, как мы восстанавливали и перестраивали Калемегданскую крепость. Руководил работами генерал Доксат, вы встретитесь с ним в Нише. Именно он и предложил использовать для крепости проект гениального французского маршала Вобана.

— Вобан, Себастьен Ле Претр де Вобан? Вы говорите о маршале, которого наш принц Евгений Савойский поколотил, как только он прибыл? — спросил Радецки.

— Вот именно, — подтвердил барон, поправляя парик, который все равно сидел на его голове криво, — но не следует забывать, что маршал Вобан в свое время выигрывал каждое сражение. Он, вообще-то, по профессии был инженером и главной областью его деятельности было укрепление городов и их осада. Каждый город, который он осаждал, ему удавалось взять, и я хотел бы лишь напомнить вам, господа, что в свое время его добычей стали, в частности, Лиль, Маастрихт, Люксембург, при том, что каждый из городов, для которых он разработал фортификацию, сумел устоять перед неприятелем.