Филипп Соллерс - Мания страсти

«Доходило до того, что в одной-единственной фразе у него было четырнадцать уровней отступлений, оговорок-дополнений, примечаний и примечаний к примечаниям, но он в строгом порядке выстраивал темы и противосложения, и каждую из этих оговорок-скобок закрывал надлежащим образом, заканчивал фразу там, где она была начата… Быть может, существовать одному можно лишь при условии, что принимаешь себя многосложным, множественным, наполненным, но при этом, как в сложнейшей из фуг, должны присутствовать элементы единства: тональность, оркестровка, темп».

Абрамович, который восхищался Гулдом и в то же время безумно его ревновал, не мог удержаться в разговорах от подшучивания в его адрес, называя его «гнусным мальчишкой», «взвинченным парнем», «надутым индюком», «сентиментальным юнцом». Он возвеличивал его, затем унижал, этакая смесь высокомерного патернализма и притворно-добродетельного материализма. Это было сильнее его, можно было подумать, что за него говорит некая пластинка, он не мог выносить Гулда, и ничто не выводило его из себя больше, чем его напевание вполголоса за роялем, что можно расслышать в некоторых записях, доказательство того, что Гулд (одержимый манией величия) считал, будто находится наедине с музыкой. «Мало того, он еще и поет фальшиво», — утверждал Абрамович (но понять, правильно или фальшиво поет Гулд, просто нет времени, к тому же он и не поет вовсе, у него вокальное воспарение). Существуют такие организмы: они внушают страстную любовь-ненависть, чувствуется, что высший их принцип — независимость, некое бытие вне, вечная юность, проявления которой якобы старательно подавлялись, необыкновенные свойства спинного мозга, другая жизненная емкость легких, другая потребность во сне. Франсуа вызывал подобного рода реакцию: намагничивание, беспокойство, отрицание. Итак, подобное бывает не только в музыке, но и в обычной жизни (которая, впрочем, тоже музыка). Особая манера держаться, ходить, говорить, пить, дышать. Что-то христовское, если хотите. Что может проявляться все равно где, все равно когда, по отношению все равно к кому. Мужчина или женщина. Чистый или нечистый. Гениальный или нет.

Гулд, великий читатель Библии (на его ночном столике нашли зачитанный до дыр экземпляр), был прежде всего авантюристом в том, что касалось Времени:

«Играть с чувством времени, масштабом времен, в их взаимоотношениях с единичными голосами, расслышать некий единственный голос, воспринимая, через то, что говорит он, отдельные, хотя и одновременно звучащие, послания».

Он один и тот же или его много? Нужно выбирать, семья не приемлет фуги. Дух смерти дорожит своим подобием. Этот вечный юноша, этот мальчишка, этот юнец, этот мотылек с лицом старого клошара должен быть отнесен в свою универсальную колыбельку-склеп. Мы отыщем подобающие фотографии. Вы были малышом или малышкой, спокойно. Ваша мать заархивирована, ваша бабушка тоже. Напрасно вы хитрили, напевая свои фуги, жизнь вам покажет фигу. Хлоп: рояль-гроб. Возвращение в исходную ячейку.

Первый пил запоями, второй кололся, третий вел разнузданную сексуальную жизнь, у четвертого имелись революционные притязания, пятый возомнил себя музыкантом, которому нет равных. Мы, Лежаны, боролись со всеми этими типами. Из нашего Центра Леймарше-Финансье мы беспрерывно присматривали за ними. Господин Коммо и госпожа Коммель из Бюро Включенного Наблюдения следили за их эволюциями по компьютеру. Так вот, уж поверьте мне, гении они там или нет, их жизнь легкой не назовешь. Коль скоро речь идет о некоем Глене Гулде, достаточно заглянуть в его дневник наблюдений собственного физического состояния:

«Грудь сдавило что-то вроде гигантской клешни. Сердцебиение. Боли в загрудинной области, кажется, несварение желудка. Утром учащенный пульс. Обрывки сновидений. Давление падает, знобит. Озноб усиливается», и т. д., и т. д.

Что же касается списка лекарств, которые ему приходилось принимать в последние годы его существования, так он говорит сам за себя:

«Нембутал, Альдомет, Тетрациклин, Хлоромецетил, Серпазил, Ларгостил, Стелазин, Элениум, Стрептомицин, Трифтозин, Галоперидол, Аминазин, Тизерцин, Аристокорт, Фенилбутазон, Аллопуринол, Рестеклин, Неокортеф, Хлоринал, и горы, просто горы всякого рода транквилизаторов».

Погода прекрасная, ночь, окно открыто. Клара в очередной раз ставит «Партитас», чтобы снова, сев поближе, прослушать некоторые пассажи. Она очень забавная в такие минуты, сидит, закрыв глаза, сильно наклонившись вперед, кисти рук совершенно неподвижны, все движение пальцев происходит в ее голове. Немного шевелятся лишь ступни. Пальцы ног. Слух переместился в лодыжки, пятки, подошвы. Я вижу ее и в то же время совсем не вижу. Она вся унеслась в тот день, когда была сделана запись, в тот час, в те минуты, те секунды… 010001… 010002… 3, 4, 5, 6, 7 … Двадцать тысяч лье под толщами нот… Нагромождение городов, башен, аэропортов… Торонто, Париж, какая разница… Только найдите мне рояль… Этот Стейнвей?.. Нет, какой-нибудь другой.