Александр Минчин - Актриса

Разозлившись, Аввакум орет на своих подопечных, берет мяч в середине поля, проходит один по центру и забивает гол, прежде чем кто-либо что-либо соображает. «Смертельную девятку». Мы выигрываем со счетом 5:2.

— Ты не такой хлипкий, — говорит он, — как я думал.

Похвала Аввакума мне дороже всех наград. Мы обнимаемся. Спортивный костюм из адидасовского белого превращается в грязно-серый.

— Вернешь потом, все равно не будешь сейчас переодеваться. Уже поздно ехать в баню, поедем завтра, если у тебя будет время. Между твоими «редакциями». — И он подмаргивает. — Я не знал, что у женщин есть такое имя — Редакция.

Тая осторожно отдирает костюм от моего бедра с кожей. Оно все стесано, запекшаяся бурая кровь. Она целует низ моего живота и говорит:

— Я не знала, Алешенька, что вы еще и вратарь!..

Я смеюсь. Она купает осторожно покалеченного в ванне, а потом стирает белый костюм — от крови. Меня это очень трогает.

Актриса сама расчесывает мои волосы, и в семь вечера мы стоим перед великой дверью. Дверь открывается.

— Мамуля, это Алеша Сирин, а это моя мама — Александра Александровна.

До этого, после победы, я успел смотаться в валютный магазин и купить всякой всячины, которая, мне казалось, пригодится к столу.

Тая заворковала с мамой, давая мне возможность освоиться и осмотреться. У них была большая квартира, обставленная с достаточным вкусом. Много книжных шкафов с различными книгами. Нигде в мире не читали столько, сколько в Империи.

— Здравствуйте, Алексей.

— Добрый вечер, Александра Александровна.

— Как вам в «нашей» Европе? Нравится?

— Я еще не совсем разобрался.

— Нет ни закона, ни порядка.

— Их нигде теперь нет. Мир обрекает себя на гибель. Цивилизация — на самоуничтожение.

— Тая говорила, что вы писатель. О чем вы пишете?

— Как это ни банально — о жизни, о любви.

— Вы голодны?

— Если можно — воды.

— Какой?

— Простой.

— У нас не пьют из-под крана. Есть лимонад.

— Мамуля, Алеша не пьет газированную воду. Дай ему кипяченой.

Мне дали, я поблагодарил. Принес из прихожей пакет и вручил.

— Спасибо, Алеша, не стоило волноваться, — сказала жена великого актера.

— Я не волновался.

Она улыбнулась, и, по-моему, с этого момента мой экзамен стал проходить успешнее.

— А где папа? — спросила Тая. — Алеша хочет с ним познакомиться.

— У него спектакль. Он будет к десяти часам. Но, я думаю, Алешу не стоит мариновать голодом до десяти часов. А то он поедет в Америку и скажет…

— Я поеду в Америку и все равно скажу.

Таина мама стала оттаивать. Она рассматривала меня с ног до головы. И делала это очень непринужденно.

— Мамуля, а что, если мы угостим Алешу водкой? Ты не против?

— Тая, у нас водки в доме никогда нет. Зато есть хорошие вина.

— Я уверена, что если ты откроешь пакет, то все там найдешь. Он запасливый мальчик!.. И «все свое носит с собой».

Александра Александровна открыла пакет и достала две бутылки.

— А что значит вторая бутылка?

— Английский джин. У нас есть лед?

Лед был. Ура. Тая с удивлением посмотрела на меня:

— Это любимый напиток папы — джин…

— Не может быть! — сказал я. — Какое совпадение.

Я смешал всем напитки, себе — с двойным льдом.

Конечно, правильно по-имперски сказать: с двойной порцией льда. Но я не имперский. И мы чокнулись: за встречу.

— Какой вкусный тоник, — сказала мама, — где вы его достали?

— По блату, — сказал поставщик, и мы рассмеялись.

Они стали накрывать на стол, а я пошел шастать вдоль книжных шкафов. Я всегда поражался, что в любом мало-мальски приличном доме Империи есть библиотека. В Америке — книги в доме были такая же редкость, как… гарусные платья в ГУМе.

Около десяти раздался звонок, и я почему-то внутренне подобрался.

— Как прошел спектакль, Эрос? — раздались голоса. Потом Таины приветствия папе. Потом голос актера, знаменитый голос:

— У нас что, гости будут, стол так торжественно накрыт?

И в этот момент я «попался» ему на глаза. С книгой в руке. Я уже знал, что он читатель. Впрочем, любой воспитанный человек должен им быть. И невоспитанный тоже.

— Пап, познакомься, это Алексей, — сказала Тая.

— Буаш, — коротко произнес он, как будто эта фамилия совершенно ничего не значила.

— Очень приятно, — сказал я и пожал протянутую руку.

— Как в Америке? — спросил он, уже поворачиваясь.

— Как всегда.

— А как всегда? Вы позволите, если я пойду умоюсь и воспользуюсь ванной.