Эдвард Радзинский: Старая актриса на роль жены Достоевского

Дом инвалидов и престарелых в старинном особняке. В маленькой гостиной с лепным потолком — мебель разных эпох, старинные кресла красного дерева, современный дешевый журнальный столик с телефоном и царственный диван карельской березы — с бронзовыми инкрустациями, львиными головами. Рядом с диваном — эмалированное ведро с надписью «Хлорка» и половая щетка. В другом углу гостиной — крохотная эстрада со старым роялем. На стенах — портреты Пушкина, Толстого, Чайковского вместе с медицинскими плакатами о борьбе с гриппом и кишечными заболеваниями. К стене прислонен огромный фанерный щит с надписью: «А еще я люблю жизнь за то, что в ней можно путешествовать. Пржевальский». (Щит стоял прежде в городском саду, и как-то на зиму его перенесли в гостиную — и здесь забыли.) В гостиной тишина — и никого. Потом раздается скрип отворяемой двери и появляется Старая актриса. Она входит с книгой в руках, останавливается и с любопытством оглядывает гостиную. Прочитав слова Пржевальского на щите, Она радостно хохочет. Смех у нее какой-то заразительный, прелестно молодой… Продолжая смеяться, Старая актриса направляется к эстраде с роялем… Она чуть пританцовывает и даже напевает: «Мы были на бале… на бале… на бале…»

Голос (будто из-под земли, гнусаво). «И с бала нас прогнали…»

Она замирает, прислушивается, но в комнате тишина.

Она(поняв, что все это почудилось). «Мы были на бале, на бале… на бале…»

Голос(оглушительно через мегафон). «И с бала нас прогнали!.. Прогнали… Прогнали!..»

Она(оглядывая пустую комнату). Вы где? Голос ( интимно, громким шепотом через мегафон). Я — у себя.

Поняв, что голос звучит из-под дивана, Она направляется туда.

(Вопит через мегафон.) Ни с места!

Она испуганно останавливается.

Санитарная зона — видишь, ведро с хлоркой? Специально протирают вокруг меня! Хо-хо-хо… Испугалась? Небось подумала: трубный глас с того света?.. А это я мегафон стащил из комнаты здоровья. Теперь удобно разговаривать: тут три четверти населения — глухие как тетерева! Кстати, старуха, ты очень глухая?

Она.Слава Богу, судьба милостива… И я отчетливо слышу ваш противный голос из-под дивана… Кстати, а что вы делаете под диваном?

Голос.Я там живу.

Она.То есть как?

Голос.То есть так!

Она.Внизу… живете?!

Голос.А ты наверху живешь… Тебе что, лучше?..

Она.Ха-ха-ха!.. Ну, все-таки внизу… там ползает… разное…

Голос.А наверху — не ползает?

Она.Как забавно!.. И что же… вы… там… весь день проводите? Или все-таки выходите на прогулку… на воздух?..

Голос.Эх, старуха-старуха… У нас с тобой теперь прогулка одна — там на воздухе належимся… И вообще, знаешь, сколько я наглотался за жизнь этого треклятого воздуха? Теперь лежу и от вашего чертова воздуха отдыхаю… Хо-хо-хо!..

Она(стараясь весело). Ха-ха-ха!

Голос.А ты, видать, спортивная старуха… Как зашла — слышу: шасть к словам Пржевальского!.. И похохатываешь — смешно читать призыв к путешествиям в Доме для инвалидов и престарелых? ( Таинственно .) Неужели ты не поняла, курица, о каком путешествии речь? О самом быстром и самом надежном: утром обедаешь с родственниками, а ужинаешь — с предками! Хо-хо-хо!

Она.Ха-ха-ха…

Голос.А у самой поджилки трясутся? А я, грешник, люблю кладбищенский юмор. Я, когда почтальоном работал, сам придумал себе надпись на могилке: «Ушел, не оставив адреса». Хо-хо-хо!

Она.Ха-ха-ха!

Голос.Ну а ты?.. (Задыхаясь от смеха.) Что напишешь на своей?

Она.Одно слово: «Занято…» Ха-ха-ха! Вот так, почтальон под диваном!

Голос.Нет! Нет! Это прежде я был почтальон. А теперь я живописец, гений!

Она хохочет.

Ты что-то задерживаешься, хохотливая старуха. Обычно заговоришь с вашей сестрой с кладбищенским юмором, и она тут же ноги в руки — и пулей освобождает мне жизненное пространство.

Она.Зачем вам столько пространства… если вы — под диваном?