Александр Минчин - Актриса

Особо выдумывать не хотелось. А большинство деталей, как ни странно, я не запомнил. Я поехал в одну библиотеку, другую — журнала нигде не было. Наконец, случайно проезжая в непонятном районе, я остановился в маленькой местной библиотеке. Где нашел журнал, не смог вырвать страницу (даже выкрасть, ради искусства), сделал копию и окрыленный вернулся в чистую убранную квартиру. Как выглядит Филипп и как выгляжу я. Я — среднего роста, с обычно развитыми плечами, относительно стройным телом, темно-пепельные волосы (небольшая растительность на груди), развитые кисти рук, голубые глаза, прямой нос, несколько (летом — много) конопушек на плечах — что мне не нравится, но женский род терпит. Филиппа мне нужно было сделать не похожим на себя (вечные упреки в автобиографичности), поэтому у него черные волосы, другие плечи, гладкое тело и так далее. Уже даже одно качество различает и отводит подозрения. Хотя зачем их отводить?

В будние дни я писать не могу. Я устаю. Поэтому с надеждой (можно другую девочку — с верой) ждал уик-энда. Я сел и начал писать. Как оно пишется? Но это долго и все равно необъяснимо. Появился он, возникла она — они встретились. Откуда взялись любовные сцены, я не могу объяснить — так захотелось. После этого я остановился и надолго (вру, я никогда ничего не делаю долго), коротко задумался, куда же дальше толкать действие, двигать героев, как раскручивать Корнелию? Какой ее рисовать, какими чертами, черточками, штрихами начинить?

И тут мне пришла совершенно безумная мысль (хотя в альянсе или — новое слово — альируясь (простите, специалисты) с моим характером, она не настолько безумна).

Я взял и открыл бело-голубой справочник. Стояло двадцать два Геста. Мне стало нехорошо. Я знал, что она живет на 70-х, мужчины, соответственно, отпадали. Да, но телефон мог быть на маму или на папу. Тогда обзванивать всех? И вдруг я совершенно отчетливо увидел Корнелия Гест. Я выписал на визитную карточку одного из моих клиентов ее телефон. Сел и набрал номер. Или: взял трубку и набрал номер. Но действие от этого не меняется — я набрал номер.

Какой-то молодой и сонный голос (в четыре часа дня) спросил, кто ее спрашивает, я ответил — знакомый, последовал ответ, что ее нет, она у родителей, поправка — здесь ее вообще не бывает, а могу ли я… я ничего не знаю, туда телефон мне не велено давать, гуд бай. Я как-то был слегка удивлен, подумав, неужели это и была ее подруга, партнерша, с которой она снимает квартиру. Я тут же, разозлившись, набрал номер снова.

— Да, — ответил голос.

— Могу ли я…

— Это answering service, кто ее спрашивает?

— Мне нужно… это очень срочно. — Я уже боялся, что сорвется и в этот раз.

— Всем, кто звонит ей, было сказано давать два телефонных номера: та — та — та — та и та — та — та — та. — Я еле успел записать.

Я набрал первый записанный номер. Взрослый, чуть хриплый голос ответил.

— Я хотел бы поговорить с мисс Гест.

— Кто вы?

Я попытался представиться. Уже поняв, что не позовут и в этот раз.

В трубке прозвучало:

— Да, это Корнелия.

Уже второй день подряд Филипп приезжал на 79-ю улицу. Бывает нечаянная встреча, но почему-то знаешь, что такой женщины и такого — у тебя не будет никогда. Даже если бы она и не провела с ним ночь, Филипп знал, что такой у него больше не будет никогда. Он вдыхал запах Корнелии, окутывался им. Не приняв душ, он старался вмяться в подушку, чтобы ее запах разлился, застыл, остался с ним. Это было как наваждение: везде и во всем виделась она, все было и происходило через нее. Какую роль играли ночь, ее тело, вскрики, он не знал, но понимал, что оторваться от этого, освободиться, улететь не сможет.

Было уже после двенадцати ночи, Филипп ждал. Завтра рано на работу, он не выспится, потерянный день, незаработанные деньги (а никто не подаст). Но разве это имело значение?

Наконец около двух подкатил длинный лимузин, из которого вывалилась разноцветная толпа забавно одетых людей, среди которых он увидел Корнелию. Филипп только проследил за ними и засек подъезд, в который они вошли.

Ночью ему было жарко, страшно, дурманно и душно. Он завтра увидит Корнелию. Всего лишь прошло два дня, но показалось — как две вечности.

В третий вечер Филипп волновался больше обычного, горло пересыхало (кругом продавали только коку, которую он не пил), как подойти, что сказать. Она не могла еще никуда уйти, шесть вечера, — значит, вот-вот должна появиться. Филипп не успел додумать мысли, о чем говорить, как она выпорхнула из подъезда. Подошла к краю тротуара и высоко подняла руку. Прыжками он пересек пространство и остановился сзади нее. Наверно, механически, не подумав, он взял ее за локоть и промолвил: