Патриция Хайсмит - Цена соли

— Кэрол хотела? — переспросил Датч и повернулся к ней, начищая бокал.

Странное, неприязненное чувство поднялось в душе у Терезы — то, как он произнес имя Кэрол….. Она решила больше о Кэрол вообще не разговаривать, ни с кем в городе.

Во вторник от Кэрол пришло письмо — так, скорее, коротенькая записка, но там сообщалось, что Фред более оптимистично настроен насчет всего, и выглядит все так, словно волноваться не о чем, кроме самого развода, и что может быть, она прилетит двадцать четвертого февраля. Тереза начала улыбаться, еще читая письмо. Ей хотелось выйти и с кем-нибудь это отпраздновать, но было не с кем, так что ей ничего не оставалось делать, кроме как прогуляться, в одиночку пропустить стаканчик в баре Ворриора и подумать о Кэрол, до приезда которой оставалось пять дней. Больше ей никого не хотелось видеть, за исключением разве что Денни. Или Стеллы Овертон. Стелла была веселой и славной, и хоть Тереза ничего не могла рассказать ей о Кэрол — да и кому она вообще могла рассказать? — было бы хорошо снова с ней повидаться. Она намеревалась послать ей открытку несколько дней назад, да так и не собралась.

Поздно вечером она написала Кэрол.

« Новости чудесные. Я отпраздновала их одиноким дайкири в Ворриоре. Я не консерватор, но ты же знаешь, что один коктейль опьяняет как целых три, когда пьешь в одиночку?.. Я люблю этот город, потому что он напоминает мне о тебе. Я знаю, что он нравится тебе не больше, чем любой другой, но не в этом дело. Я хочу сказать, что ты здесь, со мной, настолько, насколько у меня хватает сил ощущать, что ты здесь, хотя ты далеко… »

Кэрол писала:

«Мне никогда не нравилась Флоренс. Я говорю это в качестве вступления. Кажется, Флоренс нашла записку, которую ты мне написала, и продала ее Харджу… задорого. Она так же в ответе за то, что Хардж был в курсе, куда мы (или, по крайней мере, я) направляемся. Не сомневаюсь в этом. Я не знаю, что я оставила в доме, или что она могла подслушать, думаю, я была довольно молчалива, но если Хардж позаботился о том, чтобы ее подкупить, а я уверена, он так и сделал, то нельзя ничего сказать наверняка. В любом случае, они увязались за нами с самого Чикаго. Дорогая, я не имею ни малейшего понятия, как далеко это зашло. Чтобы дать тебе понимание атмосферы происходящего — никто ничего мне не говорит, все только что внезапно раскрылось. Если кто и владеет фактами, так это Хардж. Я говорила с ним по телефону, и он отказывается мне что-либо рассказывать, что, конечно, было рассчитано на то, чтобы потерроризировать меня и выбить почву у меня из-под ног еще до того, как начнется борьба. Они не знают меня, никто из них, если думают, что я поддамся. Борьба, конечно, за Ринди, и да, дорогая, боюсь, что она разразится, и я не смогу уехать 24го. Это и все, что Хардж мне рассказал, когда сегодня утром в телефонном разговоре раскрыл козырь с письмом. Я думаю, письмо может стать его самым сильным оружием (диктофонные записи велись только в Колорадо Спрингс, насколько я могу судить), поэтому он и дал мне знать о нем. Но я могу себе представить, что это было за письмо, оно ведь написано даже до того, как мы уехали, и есть предел тому, что даже Хардж может в нем вычитать. Хардж пока только угрожает — в своей неподражаемой манере, молча — он надеется, что я полностью отступлюсь в том, что касается Ринди. Я этого не сделаю, так что грядут какие-то разбирательства, я надеюсь, что хотя бы не в суде. На всякий случай Фред готовится к любому повороту событий. Он замечательный, единственный человек, кто говорит со мной напрямую, но к сожалению, он знает не больше моего.

Ты спрашиваешь, скучаю ли я по тебе. Я думаю о твоем голосе, твоих руках и твоих глазах, которые смотрят прямо в мои. Я вспоминаю твое мужество, о котором я не подозревала, и это придает мне сил. Ты позвонишь мне, дорогая? Я не хочу звонить тебе, если твой телефон стоит в коридоре. Позвони мне лучше около семи вечера, по вашему в шесть.»

И в тот день Тереза уже почти набрала номер, когда принесли телеграмму.

ПОКА НЕ ЗВОНИ МНЕ, ОБЪЯСНЮ ПОЗЖЕ, СО ВСЕЙ ЛЮБОВЬЮ, ДОРОГАЯ. КЭРОЛ.

Миссис Купер застала ее в коридоре, когда Тереза как раз читала телеграмму.

— Это от вашей подруги? — спросила она.

— Да.

— Надеюсь, ничего не случилось, — миссис Купер имела обыкновение любопытничать, и Тереза намеренно вздернула голову.

— Нет, она приедет, — сказала Тереза. — Она задержалась.

АЛЬБЕРТ КЕННЕДИ, просто Берт для тех, кто ему нравился, жил в комнате в задней части дома и был одним из старейших жильцов миссис Купер. Сорока пяти лет отроду, уроженец Сан-Франциско, он больше походил на нью-йоркца, чем кто-либо из всех, кого Тереза повстречала в городе, и одного это факта ей было достаточно, чтобы намеренно его избегать. Он часто приглашал Терезу сходить с ним в кино, но она согласилась всего лишь раз. Она чувствовала себя беспокойно и предпочитала бродить одна, в основном, глядя по сторонам и размышляя, потому что дни стояли слишком холодные и ветреные для того, чтобы рисовать на улице. А виды, которые ей сначала понравились, лишились всякой свежести, и их уже нельзя было рисовать, потому что она слишком долго на них смотрела и слишком долго ждала. Почти каждый вечер Тереза ходила в библиотеку, усаживалась за длинный стол, просматривала с полдюжины книг, а затем кружным путем возвращалась домой.