Рене Баржавель - Дороги Катманду

Свен, наконец, перестал кашлять и, кажется, заснул. Оливье негромко спросил:

— Этот порошок в пакетиках, что это такое? Это кокаин?

Он почувствовал, что Джейн затаила дыхание. Через несколько мгновений она ответила:

— Так, ерунда. Не надо беспокоиться.

— Ты же понимаешь, что отравляешь себя! Если ты не бросишь, он может убить тебя!

— Ты сошел с ума, ведь я только чуть-чуть, совсем немного. Просто за компанию со Свеном. Это неважно.

— Ты должна оставить это. Ведь теперь я с тобой. Ты больше не будешь, обещаешь?

Она быстро-быстро закивала головой: «да, да, да».

— Поклянись мне! Скажи: «Я клянусь!»

— Что за глупости, это ведь такой пустяк.

— Поклянись!

Некоторое время она лежала неподвижно и молчала. Он со всей нежностью повторил:

— Ну, давай же! Поклянись!

Повернувшись к нему, она поцеловала его и сказала:

— Я клянусь! Ты доволен?

Он ответил:

— Я люблю тебя.

Слабый свет зари едва проникал через круглое оконце, закрытое ставнем с тысячей мелких кружевных отверстий. Оливье встал, не разбудив Джейн, натянул джинсы, бережно укутал ее одеялом и опустился перед ней на колени. Несмотря на сон, вместо наступившего после любви покоя у нее начала проявляться нервная тревожность, выражавшаяся во внезапных подергиваниях уголков губ и правой руки, выглядывавшей из-под одеяла.

Ему придется оставить ее одну, пока он сходит к Теду. Он не хотел рисковать, а поэтому поднял ее джинсы и достал из кармана два белых пакетика — один начатый, другой целый. Потом он вышел босиком в сад.

В ветвях деревьев распевали тысячи птиц. На фоне еще темного неба вершины гигантской горы казались светящимися тучами, отделенными от остального мира.

Оливье набрал полные легкие воздуха. Он чувствовал себя спокойным, уверенным в себе и счастливым. Для него и для Джейн закончилась плохая часть пути, пройденная ими по отдельности, и теперь они вместе двинутся дальше по другой дороге, возможно, более трудной, но светлой, подобно наступавшему дню.

Он отдал утреннему ветру содержимое двух пакетиков, смял их в руке и выбросил в кусты. Потом подошел к фонтану, пение которого услышал еще накануне.

Джейн проснулась, сотрясаемая крупной дрожью. Несколько мгновений ушло у нее на то, чтобы осознать окружающий мир и вспомнить себя. Ее знобило; она села, завернувшись в одеяло, и поискала взглядом Оливье. Его не оказалось рядом, но она увидела его рубашку, его куртку и рюкзак. Она не забеспокоилась, зная, что он должен вернуться. Тем более что в этот момент она была озабочена совсем другим.

Ухватив джинсы за штанину, она подтянула их к себе, сунула руку сначала в один карман, потом в другой. Сердце запрыгало у нее в груди, словно перепуганный заяц. Она вскочила, одеяло соскользнуло с нее. Вывернув карманы джинсов, выбросила на пол все, что там находилось — грязный носовой платок, губную помаду, пустую дешевую пудреницу, треснувшее зеркальце и несколько непальских монет, три медных и две алюминиевых. Когда карманы опустели, она снова проверила их, один за другим, несколько раз подряд. Ничего там не найдя, охваченная паникой, отшвырнула джинсы, упала на четвереньки и принялась проверять все, что выбросила из карманов. Открыла пудреницу, встряхнула платок, который уже осматривала перед тем как бросить на пол, потом потрясла одеяло. Ползая на четвереньках, совершенно голая, она осмотрела каждый сантиметр пола, дрожа от холода и стуча зубами от ужаса.

Такой увидел ее Оливье, когда вернулся в комнату. Больше всего она напоминала истощенное животное, пытающееся отыскать что-нибудь съедобное, без чего оно погибнет в ближайшую же минуту. Она уже не сознавала, что видит перед собой, к чему прикасается. С выступающими ребрами, маленькими чуть отвисшими жалкими грудями, негромко стеная, она ощупывала пол, словно слепая, переворачивала коврики, снова и снова искала там, где только что проверила, крутилась на одном месте. Повернувшись к дверям, она увидела перед собой босые ноги Оливье.

Вскочила, подброшенная неизвестно откуда взявшейся энергией, выпрямившись, словно сильно сжатая пружина. Она догадалась.

— Это ты взял!

Оливье негромко произнес «да».

Она протянула к нему руку, ладонью кверху, со скрюченными, словно сведенными судорогой пальцами.

— Отдай! Отдай! Отдай!

Он спокойно ответил:

— Я выбросил это.

Прозвучавшая фраза была для нее ударом тарана в грудь. Но она не могла поверить в то, что сказанное было правдой.