Над букетом сухих цветов висел Гоген с фиолетовыми и пурпурными женщинами и желтой лошадью, над клавесином — купальщица Ренуара, вся залитая солнцем, посреди стены напротив окон — большой портрет строгого кардинала в красном; краски на нем немного потрескались.
Глядя на портрет, Оливье нашел у кардинала глаза и нос Патрика, и когда появилась мадам Вибье, ему показалось, что в салон вошел сам кардинал, только коротко подстриженный, без бороды и без мантии.
Он встал. Мадам Вибье направилась к нему, улыбаясь и протягивая руку. Патрик быстро вытащил из-под полы куртки правую руку, в которой держал голубя, переложил его в левую руку и протянул правую мадам Вибье.
Его правая рука была в крови, а голубь в левой был мертв.
— Боже мой, — воскликнула мадам Вибье, — вы охотитесь на голубей?
— Как охочусь? — ошеломленно пробормотал Оливье.
— Бедная птичка! Какой ужас!
Мадам Вибье прижала руку к груди, не отводя взгляда от голубя, головка которого, с раскрытым клювом и помутневшим глазом, свисала между большим и указательным пальцами Оливье.
Оливье почувствовал, что его лицо стало багровым от смущения и гнева. Как можно было подумать, что он. Его уши пылали. Он швырнул голубя к ногам кардинала и в несколько шагов пересек салон. У выхода он ошибся дверью, сунулся в гардероб, потом в кабинет, наконец обнаружил нужную дверь, скрытую портьерой сливового цвета, хлопнул дверью, добежал до середины Марсова поля, потом до Военного училища. Здесь он почувствовал, что ледяной воздух обжигает ему легкие. Он закашлялся и остановился.
***
— А что, по-твоему, она могла подумать? — спросил Патрик. — Поставь себя на ее место.
Он смотрел на Оливье дружелюбно, слегка иронично. Они сидели на террасе кафе. Оливье пил апельсиновый сок, тогда как Патрик заказал минеральной воды.
Патрик был очень похож на свою мать; можно сказать, он был ее уменьшенной копией. Такой же высокий, как мать, он был слишком тощ. Казалось, что жизненные силы рода исчерпались после того, как построили его скелет, вытянутый кверху. И у них ничего не осталось, чтобы нарастить плоть на этот костяк. Его светлые волосы были подстрижены почти «под ноль» с короткой прядкой спереди. Очки без оправы сидели на большом тонком носу со следами перелома, слегка свернутом набок, точно так, как у матери и у кардинала. На месте зажившего перелома сквозь тонкую кожу слегка просвечивала кость. Большой рот, бледные губы, любящие жизнь. Они могли бы принадлежать гурману, если бы под кожей было больше крови. Небольшие уши идеальной формы. Девичьи уши, как в шутку говорила мать. Одно ухо, каждый раз другое, было более розовым, в зависимости от солнца или от направления ветра. Улыбка открывала идеально белые зубы, слегка прозрачные на концах. Они казались новыми и хрупкими.
При всей бледности, худощавости и хрупкости в нем неожиданно проявлялось нечто твердое: взгляд карих глаз, необычно внимательный и живой.
— Что ты делал сегодня дома? — спросил он.
— Карло только что сказал мне, что ты уезжаешь, я подумал, что ты еще може шьизменить планы.
— Ты же знаешь, что я давно все решил.
— Я всегда думал, что это просто слова, но когда узнал, что ты на самом деле уезжаешь.
— Да, я еду завтра.
— Ты свихнулся! Их же восемьсот миллионов!
— Пятьсот!
— Пусть пятьсот. И ты считаешь, что этого недостаточно? Что им нужен еще ты, чтобы копать колодцы?
— Там, куда я еду, все именно так.
— Глупости! Ты едешь не для них, а для себя. Ты просто хочешь сбежать, ты дезертируешь.
Совершенно спокойный Патрик, слегка улыбаясь, смотрел на Оливье.
— Все что мы делаем, мы делаем прежде всего для себя. Даже Иисус на кресте. Он был не очень доволен тем, какими стали люди. Это постоянно терзало его. И он сделал так, чтобы его распяли, чтобы избавиться от душевных мук. Конечно, физически он страдал, но зато потом смог обрести покой.
— И ты думаешь, что Бог все еще спокоен, наблюдая за нами со своего облака? Он спокоен, твой бородач?
Улыбка исчезла с лица Патрика.
— Не знаю. Не думаю, что. — Он повторил едва сл ышно: — Не думаю, что. — Он стал крайне серьезным и пробормотал: — Наверное, он снова страдает. Наверное, нужна новая жертва.
— Не смеши меня, — бросил Оливье. — Ты просто хочешь сбежать от нас в Индию, ты всегда исчезаешь в нужный момент, бросаешь всех.
— Я совсем не нужен вам. Здесь хватает крепких парней.
— Согласен! Чтобы наломать дров, когда мы возьмемся за дело, ты нам не нужен. Но таких типов, как ты, всегда будет не хватать, когда придется строить все заново. Нужно будет придумывать что-то совершенно новое! Ты слышал, Коэн говорил вчера вечером, что нужно будет создать новые основы! Самое главное, это определить отношения человека с.
Читать дальше