Джонатан Эллер
Она растапливала камин, и маски вырисовывались из темноты, словно только что здесь очутились. Сперва – заостренный нос, круглый черный выпученный глаз, широченный дразнящий рот. Она встала и выпрямилась, протягивая руки к огню, но ей все равно было зябко, а маски на стенах мерцали и поблескивали. Они всецело принадлежали ее супругу, но никак не ей. Дом кишмя кишел ими. Жизнь в нем напоминала Центральный вокзал в момент замерзания мира. Ей казалось, что она бредет в одиночестве мимо мешанины неодушевленных образин жадности, ужаса, алчности и ликования. Стены имели не только уши, но и глаза; глубокой ночью резные уста говорили с помощью ветра, который явно отличался сообразительностью. Ветер всегда наведывался к ним и редко уходил из дома, который раскинулся на холме. А еще по ночам хлопающие ставни били по барабанам, висевшим на стене, и заставляли вскакивать в постели.
Она стояла, растирая худые белые локти, чтобы подавить озноб. Шесть часов. Пора бы Хэнку возвращаться. Она прислушалась и с облегчением услышала, как машина заезжает в гараж. Через мгновение донеслись шаги перед парадным входом, раздался звонок в дверь. Это не Хэнк! С какой стати он будет звонить?
Она отворила дверь.
Перед ней стоял человек в маске смерти.
– Хэнк!
– Нравится? – поинтересовался он.
– Ужас! Заходи.
Он не двигался. Она повторила свое требование.
– Нет, – сказал он.
– Не дури. Холодно же, – сказала она.
Нехотя он вошел внутрь.
– Где ты ее раздобыл?
Она потянулась к нему, чтобы снять маску.
– Нет.
Он схватил ее за запястья.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Но сначала сними этот кошмар.
– Нет. Я должен поговорить с тобой в маске. Может, ты поможешь мне разобраться.
– Что за странные речи!
Ей стало очень холодно, и она отступила к огню.
– Что-то случилось по дороге домой?
– Да. Я сидел в трамвае, и вдруг мне в голову пришла потешная мысль – напялить эту маску. Что я и сделал. И только я ее надел…
Он сжал маску руками с обоих боков.
– Произошла престранная штука: у меня заледенело лицо. Я почувствовал, как маска примерзла к лицу, и я не смог ее сорвать. Мне не захотелось. И внезапно мне в голову пришла странная мысль о том, что я всемогущ. Я почувствовал, что стоит мне щелкнуть кого-нибудь пальцами, как этот кто-нибудь грохнется замертво.
– Будет достаточно и одного взгляда на маску, – засмеялась она.
– Ты любишь меня? – спросил он.
– О, да, да, я люблю тебя, – сказала она.
– Ты любишь мое лицо, – сказал он.
– О нет, я люблю твой голос, все, что в тебе есть.
– Ты уверена, что дело не в лице?
– Да, отчасти и в лице. Важно всё, но главное, ты в совокупности.
– А если бы у меня было другое лицо?
– Теперь ты надо мной подтруниваешь, а я этого не люблю.
Каждый вечер в шесть часов она приходила к двери.
– Скажите ей, пусть убирается, – велел мистер Суббота.
– Кто она? – спросил Раздражительный.
– Откуда мне знать? Какая-то женщина. Не та, так эта.
– Но она не уходит.
– Так позовите полицию.
– Кажется, у вас и так хватает проблем с полицией.
– Тогда бросьте ей баранье ребрышко, будьте добры.
– Вы, однако, изощренно жестоки.
– Это я-то изощренно жесток? Жизнь есть процесс экспансии, а женщина норовит подвергнуть его сжатию.
– Она тоже?
– Она занимается экспансией всю дорогу. Она проститутка, до ужаса экспансивна и наслаждается жизнью. А теперь она нашла меня и собирается взять меня в оборот.
Раздражительный прикрыл рот рукой.
Мистер С. откинулся на спинку стула, положив нож и вилку.
– Очень смешно?
– То, что проститутка готова ради вас покончить со своим ремеслом – и впрямь забавно. Даже очень. И печально.
– Попридержите свои эмоции. Просто скажите ей, чтобы убиралась. Женщина подобна морскому существу наутилусу, которое отыскивает новую раковину и перебирается из одной раковины в другую, довольная своим обиталищем. Женщина – подобна улитке. Она обладает свойством протискиваться в самую непролазную щель между створками раковины (мужчины) и выгрызать всю плоть между створками. Скажите, что я не хочу провести всю оставшуюся жизнь лишь с ней, с ней и опять с ней. Скажите же ей.
Читать дальше