Рэй Дуглас Брэдбери - Маски (сборник)

– У вас есть сердце, легкие, желудок и печень.

– В этом нас уверяют ученые, причем чеканным и безапелляционным тоном.

Девочка призадумалась и повернулась к нему, когда ей пришел в голову новый вопрос:

– Вы ходите в церковь?

– На этот случай у меня тоже припасена изумительной работы маска, бледная, словно чистейший костяной фарфор, и высокохудожественная. Ей-богу, она совершенно бесстрастна: из нее вытравлены, выпарены последние остатки чувств и эмоций. Ее глаза возведены только и только к небесам. Из золотистого венчика на макушке постоянно струится слабый аромат ладана. Могу как-нибудь дать тебе поносить. Она хранится у меня наверху в футляре.

– А вы забавный, – сказала она и убежала играть.

Некий сеньор Серда, что живет в приозерном городе Пацукаро, в захолустной мексиканской глубинке, получил от него инструкции по изготовлению маски к определенному сроку. И сеньор Серда трудился ночами напролет при свете коптилки, а порой – при свете доброй, почти тропической луны, плавающей среди слоистых облаков и десяти миллиардов звезд. В Соединенных Штатах ничего подобного не увидишь.

Многие годы жил да был в Соединенных Штатах жестковатый мистер Уильям Латтинг при своих обедах и винах. За коктейлем, бывало, его одолевали сомнения, и он задумывался: «Вот в этот самый момент сеньор Серда работает на меня. В трех тысячах милях отсюда, на мощеном дворике, под плеск фонтана, в компании птицы, что прыгает и скребется в клетке на столбе – вот он сеньор Серда с ножом и древесиной. Мы, двое, вдалеке друг от друга, заняты одним делом. Он отвечает за внешний облик, а я – за его костяк и мышцы. Я отвечаю за разум, который оживит и одушевит эту заготовку. Это еще вопрос, кто и что для кого готовит? Может, это я – вдохновитель? Нет, не всегда. Но в данном случае – да».

Например, однажды в мае он пишет сеньору Серде пространное подробное послание:

«Сеньор Серда, во мне бродят силы, которые созреют к 1 августа или около того. Я умоляю Вас, нет, поскольку я щедро плачу Вам, то я требую от Вас; нет, так тоже не годится; так как Вы мой добрый друг, я прошу Вас, будьте добры, вырежьте, изготовьте и доставьте мне к этому сроку маску следующей формы и содержания!»

После чего стремительными росчерками грифельного карандаша он наносил лицо, его размеры и какие чувства и настроения следует на нем изваять.

«Сеньор Серда, маска, безусловно, должна быть у меня к 1 августа. Прошу не подведите меня, ибо в противном случае Вы даже не представляете, что со мной станет. Я окажусь в крайней опасности, а Вы наверняка не желаете причинить мне вред или подвергнуть меня опасности. Приступайте к работе без промедления, но, как всегда, прилежно. Это должно быть само совершенство».

Так проходил июнь, и время от времени Латтинг невольно ощущал, как это новое чувство в нем росло, разрасталось, норовило выйти наружу, проявиться, искало выхода и не находило, загнанное внутрь ширилось, возрождалось, преумножалось, выплескиваясь через край. Июнь прошел в ужинах и восхитительных мимолетных вечеринках для горстки приглашенных. Он призывал гостей явиться, не мешкая.

– Алло, Роби? Заходите сегодня ко мне с Эльмой. Договорились? Ты настоящий друг!

И они заходили. Кто бы посмел отказаться: сам Латтинг приглашает! Виделись с ним изредка, а когда виделись – гадали, в каком обличье он предстанет на этот раз? Он мог войти в любой образ, явиться в доселе неведомом облике. Они приходили готовые к тому, что через полчаса их выдворят. Он похлопывал их по плечу, пожимал руки, прикасался к дамским подбородкам, раскланивался и удалялся. Его слуга разносил прощальные бокалы, а затем принимался выключать свет до тех пор, пока не становилось так темно, что компании приходилось на ощупь выбираться наружу и под фонарным столбом в очередной раз твердить: до чего же странный фрукт этот Латтинг! Бывало, он мог продержать их лишний час, а иногда – оставить на весь вечер, если они умели подыграть ему, когда он был расположен к игре, и находился кто-нибудь, способный подобрать нужную приманку для его «эго». Он вещал, а они сидели, даже не пригубив бокалы, осознавая, что на других вечеринках, в иных местах они жили бы одной выпивкой, но здесь питие только отвлекало, притупляя мысль, вместо того чтобы сохранять остроту и свежесть ума при беседе с господином в маске.

Во время одного июньского застолья при свечах он задумался среди теней, пляшущих по комнате, о темном мексиканском дворике, где работал его друг. Он поднял глаза, блики играли на его маске, и промолвил: