Она с воем побежала вниз по лестнице.
У себя в комнате мистер Уильям Латтинг выложил деньги на стол.
– Итак, – медленно проговорил он, – ставлю двадцать пять долларов, мой милый Смит, что через час я спущусь вниз и обнимусь с моей квартирной хозяйкой миссис Флаерти как ее старый возлюбленный, и все будет хорошо.
Смит достал свои деньги.
– Даю десятку сверху.
Уильям Латтинг молча покачал головой:
– Вы наивны. Вы плохо меня знаете. Считайте, плакали ваши денежки.
В десять утра в дверь миссис Флаерти постучали как никогда нежно и ласково. И когда она отворила ее, перед ней возникла деревянная личина с вырезанной на ней лучезарной улыбкой и развеселыми глазами.
– Ах, миссис Флаерти!
– Кто это ?
Она прижала ладонь к губам.
– Это ты ?
– Ну вот, пришел и напугал милую женщину, – сказала жизнерадостная маска.
– Мистер Латтинг, – сказала она.
– Вы ведь впустите этого скверного человека, не правда ли? – спросил он.
– Что такое?
– Я глубоко опечален и раздосадован. О, примите мои извинения, прошу вас о прощении, а не то я умру.
– Но вы были такой странный, – сказала она, стоя в дверях.
– Чудовище, дикарь, варвар, подлец, подонок.
– Не всё сразу , – сказала она.
– А еще болван, жулик, трусишка и чей-то там сын…
– Умоляю!
Она взглянула на обманчиво сияющее лицо. Он сцепил пальцы, словно поклонялся ей. Схватил ее за руку и облобызал губами теплой маски.
– Снисхождения! Вы – леди, а я – неотесанный мужлан!
– Ну я бы не сказала.
В ее глазах читалась неуверенность.
– Вы были так любезны, что поднялись ко мне по всем этим ступенькам, с ноющей спиной…
– Как вы узнали ?
– Спины всегда побаливают, мадам, а боль в вашей спине – перл среди всех болей! Я виноват. Возьмите деньги. И вот еще доллар в придачу. Угостите всех дам шоколадным мороженым и расскажите, как этот гадкий мистер Л. обращался с вами и как он потом вынужден был платить отступного, чтобы ему это сошло с рук.
– Теперь вы ведете себя очень даже благопристойно, – сказала она.
– О, как отрадно слышать это от вас. Я весь в горячечном возбуждении. Во мне все бурлит!
– А я как раз затеяла чаепитие, – сказала она. – Зайдете на чашечку?
– Вы завариваете только лучший чай. Сочту за удовольствие.
– Вот бы вы всегда так себя вели.
Она отправилась за сервизом.
– Но ведь артисты такие нервные и своеобразные.
– Желудок.
Он взял у нее розовую чашку.
– Знаете ли, у меня с желудком неладно.
– Ах, бедненький. Кусочек сахару или два?
В двенадцать пополудни мистер Латтинг похлопал Смита по груди.
– Гоните деньги, – сказал он.
– Какие деньги? – спросил Смит.
– Смотрите, – сказал Латтинг.
Он постучал в окно и помахал миссис Флаерти, которая вывешивала свежее белье на веревку на залитом солнцем заднем дворике.
Она помахала ему в ответ и захихикала.
– Черт побери! – и мистер Смит выудил из кармана деньги расплатиться за проигранное пари.
Маленькая девочка играла желтым мячиком, когда мистер Уильям Латтинг спустился во двор глотнуть свежего полуденного воздуха.
– Привет!
Латтинг посмотрел на нее сверху вниз. Она показалась ему очень нежной, теплой как молоко, очень вежливой и заинтересованной им. Она сначала отвела глаза, а потом снова посмотрела на его умеренную, простую бесстрастную маску.
– Я – Анна Монтгомери, – сказала она. – Я живу на втором этаже в конце коридора. А вы – мистер Латтинг.
– И тебе хочется узнать, почему я ношу эту маску, – сказал он.
– Да.
– И зачем я переехал в этот район из очень престижного района у реки, при том, что у меня есть роскошная машина. Вот что тебе хочется знать. Так?
Она ненадолго задумалась, а затем кивнула.
– Ну, – сказал он очень тихо, присаживаясь рядом. – Я ношу эту маску, чтобы меня спрашивали, зачем я ее ношу.
– А!!! Ха-ха-ха!!! – рассмеялась она.
– Нет, вполне серьезно! В самом деле! Никаких других причин. Если хочешь, назови это экспериментом.
– А что под ней? – поинтересовалась она, глядя на его неподвижный рот.
– Тоска зеленая, – ответил он.
Ветер трепал ее мягкие локоны. Она крепко сжимала резиновый мяч.
– Нет, я хочу сказать, что у вас под маской?
– Лицо.
– Тогда почему вы им не пользуетесь?
– Я не умею ходить с каким-то одним выражением на лице. Милая мадемуазель, в наши времена невозможно хранить на лице одно-единственное выражение. Если я улыбаюсь, то получается лицемерно. Прости, я хочу сказать, я не чувствую, что у меня на лице улыбка, это просто игра. Если я улыбаюсь, моя улыбка вырождается в печаль. Как бы это объяснить? Я лишен переживаний. Я – Пустотелый Человек. Один из величайших пустопорожних человеков нашего времени. Я совершенно полый.
Читать дальше