Убежище нашлось быстро: коридорчик, последней палатой в котором была палата № 0, заканчивался тупичком с окном, почти полностью заслоненным могучей пальмой. После молитв на сон грядущий Павел немножко постоял просто так, глядя на голубоватый перевернутый кулек фонарного света, а на Павловом плече покровительственно покоилась зеленая пальмовая длань.
Незадолго перед этим Слегину вкололи два антибиотика, и он опирался на безболезненную ногу, а нога дрожала от слабости. Когда он дошел до койки, мир успел расплыться почти до неузнаваемости, но всё-таки был узнан, а затем и сфокусирован. Больной разделся, лег под одеяло и, прежде чем заснуть, подумал, что он как свинец, залитый в форму. Тяжелый, горячий и неподвижный, он лежал на койке и видел сон.
Властная сила быстро волокла его по бесконечному извилистому коридору, выложенному пластами сырого мяса, и кружилась голова, а на очередном повороте кто-то метнул ему в лицо ежа, кажется — да, ежа, Павел видел его, пока острые длинные иглы не пронзили глаз, пока не ослеп. Ослепленный, он в ужасе проснулся, но ничего не увидел — неужели?! — однако вскоре различил смутные ночные предметы, понял, что выключили свет, и вновь заснул. Сон был разнородно кошмарным, но одинаково коварным: ёж, неожиданно кинутый в лицо и прокалывающий сперва сомкнутое веко и роговицу, затем заднюю склеру и тонкую кость глазницы, а потом — упругий мозг, — этот всепроникающий ёж трижды вышибал сновидца в темную явь.
Следующая волна забытья бросила обессиленного Павла на песчаный гребень бархана, к ногам эфиопа, который в дневном сне съел скорпиона.
— Здравствуй, — насмешливо поздоровался чернокожий. — Давно не виделись.
Павел оперся на руки, поднялся на колени, на ноги и, прямо посмотрев в его лицо, подтвердил:
— Да, давно.
— Ты едва стоишь — совсем слабенький, — заметил супостат.
— Поэтому ты и пришел?
— Как сейчас выражаются, надо ловить момент. Три года к тебе было не подступиться.
— И чего ты хочешь?
— Справедливости, — ответил эфиоп взволнованно. — Из-за тебя надо мной там смеются!
— Я был твоей добычей, и это было справедливо, — согласился Павел. — Но милосердие выше справедливости, и…
— Да заткнись ты! — взревел бес. — Ты мне проповеди не читай, пожалуйста! Хватит и того, что ты надо мной в утренних молитвах глумишься! Учти, родной: если я тебя не затащу в троллейбус, то попросту умерщвлю. Сил у меня хватит.
— Если Бог со мной, то кто против меня? — Человек жалостливо глянул на черта и, отвернувшись, сел на песок.
Хотелось пить; Павел перекрестил близлежащее миражирующее марево, и оно окрепло, превратившись в желанный оазис. Путник спустился со склона бархана под пальмовую тень, припал к ручью, утер губы, кратко помолился и заснул. Проснувшись на больничной койке, он слегка удивился, но быстро опомнился, оделся и отправился в пальмовую молельню. За окном стлался пустырь, припорошенный предрассветно розоватым снегом, а из-под снега проглядывал лабиринтообразный фундамент потенциального здания. «Замороженная стройка», — подумал Слегин с улыбкой, вдохнул, выдохнул и принялся за утренние молитвы. Длинный заздравный ряд он закончил той же фразой, что и раньше:
— Молю Тебя, Боже, и об искусителе моем бесе, имя же его Ты, Господи, веси*.
Получалось в рифму.
* * *
— Здравствуйте, — сказала Мария Викторовна, стремительно входя в палату № 400 с фонендоскопом на шее, тонометром в левой руке и кипочкой историй болезни в правой.
Больные ответно поздоровались и стали с привычной поспешностью снимать рубашки и майки. Обход лечащего врача производился ближе к полудню, когда все пациенты уже позавтракали, укололись и полежали под капельницей. Слегин помимо вышеперечисленного сдал четыре анализа, в том числе кровь из вены и из пальца; утренняя больничная суета сильно утомила Павла.
Сначала доктор осмотрела старичка Колю, фамилия которого, как оказалось, была Иванов и произносилась с рабоче-крестьянским ударением. Женщина задавала вопросы и слушала плохо сформулированные ответы, слушала она также сердцебиение и дыхание, а кроме того — пульс при измерении давления. Лицо ее было печальным, сострадательным и безмерно усталым. Никак не прокомментировав состояние Иванова, она перешла к Слегину.
— Как вы себя чувствуете сегодня?
— Как и вчера. Температура, слабость. От процедурной до палаты еле дошел.
— Вам и нельзя так далеко ходить. Пока — только до туалета, а уколы и капельницы вам будут делать в палате, как Иванову. Микстуру от кашля пьете?
Читать дальше