Ибрагим Аль-Куни - Бесы пустыни

Однако случилось непредвиденное.

Поэтесса племени, мулатка, вскочила, выбежала в круг и бросила ему обвинение в подмене и фальсификации.

— Это — стихи нечестные. Ты своровал бейты из старых касыд, забытых и неизвестных, и насадил на живую нитку свои стихи, — сказала она. — Ты поддельщик, а не поэт!

Никто не вмешался. В удивлении все парни и девушки оцепенели на время. Молчание воцарилось на площадке, молодая луна скрылась за легким случайным облаком. Адда понял, что если он сейчас не защитит себя сам, то никто не сможет удержать эту наглую язвительную женщину.

— Если бы ты не была женщиной, — произнес он холодно, — я б тебе твой черный завистливый язык вырезал своим мечом.

Язык поэтессы не заставил себя ждать:

— Ты мечом своим мне и голову можешь отрезать, только нипочем тебе не сочинить ни одного бейта стихов, чтобы посвятить его Танад. Всаднику-воину не зазорно не уметь стихи слагать, а вот заимствовать из уже сочиненных когда-то до тебя и выдавать их за свое сочинение — позор!

— Ты говоришь такое, потому что шевелится в душе змея зависти — разберись, она покоя не дает!

— А как это может Танад на твою любовь ответить, если ты ей на шею свой стих, поддельное ожерелье повесил?!

— Да я клянусь, ты не в состоянии доказать, что говоришь.

— Я спор принимаю. Готова верблюдицу заложить.

— Принято!

— Ну, праздник племени, будь свидетелем! Начнем с первой строки…

Танад, казалось, была готова разразиться рыданиями, спрятала голову на груди у сидевшей рядом подружки. Луна скрылась за группой облаков и вынырнула вновь. Талантливая поэтесса принялась разбирать по частичкам строки касыды, составленной Аддой, и приводить стихи, откуда были взяты образы и словосочетания. Она сказала, что зачин был позаимствован из древней касыды, сочиненной когда-то поэтом из Аира. Это — длинная поэма, единственная в своем роде, сирота. Однако, это не мешает ей быть совершенной и вечно оставаться среди памятных произведений. Молодежь не могла сдержаться, стала придвигаться поближе и перешептываться, после того как она заметила, что касыду эту забыли в самом Аире, а то, что некоторые отрывки из нее все еще остаются на слуху, в этом заслуга старух-передатчиц из Ахаггара и Азгера, они славятся своей крепкой памятью.

Рыдания Танад раздались громче, когда поэтесса начала цитировать касыду, откуда Адда позаимствовал свой второй бейт.

Она сыпала стихами и раскачивалась в экстазе, как помешанная, пока не дошла до отрывка, где поэт описывал свою тоску по глазам возлюбленной и сравнивал их с глазами газели, убегающей от охотника, поразившего ее дитя своей стрелой, так что она вернулась и встала над телом малыша, зализывая кровь на его шее и подняв взгляд своих печальных темных глаз на стрелка. Поэт взял отдельно этот длинный отрывок и ловко использовал его, описывая слезу, просочившуюся из глаза матери. Этот образ оказал влияние на творчество поэтов не только той давней эпохи, но и последующих поколений, и без него уже нельзя было обойтись любому автору Сахары, если он хотел выразить в своем произведении чувство печали и скорби. Бесовка-мулатка не преминула напомнить присутствующим о праве заимствования в поэзии Сахары и сказала, что указание на предшествующий поэтический источник обязательно для поэта в контексте стихотворения тонкими хитроумными средствами, не нарушающими целостности и единства произведения, его стихотворного размера и музыкальности звучания. А вот это как раз под силу только талантливым стихотворцам.

Танад была не в силах слушать больше этих пикирований и убежала домой.

Таким образом, Адда через свое глупое творение не только пари проиграл, потеря была стройной: верблюдица, репутация и… Танад!

…Ночью его навестил Хамиду. Он подобрался на четвереньках поближе к приятелю и вынес ему свой первый приговор:

— Ты Сахару опозорил, пошел на нарушение устоев.

— Я никогда не претендовал на то, чтобы слыть поэтом, однако, я вправе заняться и посвятить свой труд кому хочу!

— Ты вправе трудом заняться, а не подделками. Даже толкователи наши не простят тебе оскорбление стихов.

— Тебе что, поручили это мне передать?

Приятель утвердительно закивал чалмой и добавил:

— Шейх выразил свое возмущение.

— Я его утром встретил, он мне ничего не сказал.

— Когда это наши старейшины и шейхи свое негодование открыто, лицом к лицу высказывали? Что проку в мудрости, если она человека от поспешности и суеты не удержит?