Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 06

Не иначе как небеса покровительствовали нашей семейке. Будто по расписанию спецэшелон притормозил и даже сделал минутную остановку на полустанке Строганово. Нам этого хватило для того, чтобы кубарем скатиться с верхотуры и упасть в колючий и твёрдый, как гранит, сугроб. Откуда-то подвернулась и счастливая оказия. Хромой дядька устроил нас в розвальнях, упаковав с головы до ног в душистое сено.

По прибытии в Знаменку спецкомиссия поставила нашу троицу на спецдовольствие, от коего и теперь многие не отказались бы. Нас, голодранцев, обули, одели с ног до головы. А к новогодним праздникам всем эвакуированным выдали месячный продуктовый паёк. В пакете оказался, между прочим, и копчёный говяжий язык. Не знаю, где тамошние снабженцы раздобыли столь редкий деликатес, который с тех пор я больше не едал и даже не видел.

Как же теперь, с нынешней колокольни, объяснить и как совместить легендарные сталинские «злодейства» и широко распространённое в повседневности непоказушное, натуральное милосердие? А ведь оно было, было! И не только в сердцах советских граждан, а и в казённой учрежденческой среде. А нынешние политологи и первые лица государства бездумно клянут и мажут чёрной краской собственное же прошлое, хотя нынешняя действительность куда подлее, злее, мерзопакостней…

Долго ещё нашу семью трепала злая военная судьба. Дороги эвакуации занесли нас в Астрахань. А в этом городе у нас ни одного знакомого лица. Жили как беспризорники на красивом, восточного типа вокзале. Нас с сестрицей выловила милиция. Выяснив, кто мы такие и откуда, всю семейку перепроводили в эвакопункт. После тщательной санобработки определили в общежитие рыбокомбината им. Микояна, прикрепили к заводской столовой.

Ну а немец шел за нами по пятам. С июля 1942 года Астрахань стала подвергаться методическим бомбардировкам. Однажды среди дня солнце заслонили клубы дыма. Будто спичечный коробок, вспыхнула крупнейшая в дельте Волги нефтебаза, всего в километре от нашего пристанища.

Всё живое, спасаясь от огня, бежит к воде. Мы вскочили на первую же подвернувшуюся баржу. После пяти часов хода (с компанией уже местных беглецов) высадились на берегу реки Чёрной, в рыбацком посёлке Ямана, где едва не умерли с голоду. Пришлось обменять на продукты носильные вещи, полученные в Знаменке.

Перезимовав, с ватагой случайных попутчиков перебрались в степное Заволжье, в райцентр Дергачи. Во время этих странствий мы потеряли нашу малышку Зою. Впервые я пережил смерть близкого и очень любимого существа. А радость была одна: наконец-то я пошёл учиться, попал в дружный ребячий коллектив. Жизнь моя наполнялась реальным смыслом, я с удовольствием учился. Особенно, помню, нравились уроки немецкого языка. Но возникли новые трудности: мама не работала, а на папин денежный аттестат почему-то перестали начислять деньги. В конце осени 43-го переправились на правый берег Волги и немного погодя приехали к отцовым родственникам, в город Богучар, только что освобождённый от немецких оккупантов. Тут нас каким-то чудом разыскал папа. Оказывается, он воевал неподалёку. В кровопролитном бою за Каратояк получил «всего лишь» плечевое ранение. Из госпиталя выписался досрочно. Рванулся в семью: на побывку и поправку.

Наше положение и состояние ужаснули отца. Городок во время оккупации был сильно разрушен. Дом тётки Макриды сгорел. Мы все вместе ютились у чужих людей, жили на птичьих правах, без денег. Власть конкретно ещё не разобралась в критической обстановке. Коренные жители кое-что имели со своих огородов; приезжие искали себе пропитание в руинах немецких продовольственных складов, которые разбомбила наша авиация.

Стараясь чем-то помочь семье, отец решил найти наши вещи, которые когда-то, отправляясь в эвакуацию, мы послали по железной дороге. Вещи затерялись. Хотя, честно говоря, железнодорожникам мудрено было уследить за нашими путаными перемещениями. Да и время какое было: шла мировая война. Три континента земного шара полыхали в огне… И всё равно жаль было своих вещей.

Отец наш всегда был скор на решения. Он попросил у меня ручку, чернильницу — и при свете коптилки в один присест накатал сердитое письмо в Кремль, наркому путей сообщения СССР Лазарю Моисеевичу Кагановичу. Написать-то написал, сам же уехал на поиски своей части, которая воевала, по догадкам, уже на Украине.

Однажды… Как сейчас помню, был ослепительный морозный денёк. С Колькой Звозниковым выбежали после уроков на улицу. Мимо нас на курьерской скорости пронёсся нездешний мотоциклист, во всём кожаном.