Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 07

«Уже при беглом взгляде на этот документ видно, что Ломоносов ничего не собирался выпрашивать для себя лично (хотя и идет разговор о „местах“). Здесь жизнь со смертью борется. Здесь решаются судьбы новой русской культуры. Здесь дело идёт либо о приумножении достоинства, славы, знания великого народа, либо о полной потере всего этого, о культурной деградации и погружении в хаос. Ломоносов хотел прийти к Екатерине, чтобы напомнить, а не славословить императрицу и в гораздо большей степени спросить с неё, чем просить у неё. И предостеречь: „ежели не пресечёте, великая буря восстанет“. Так с царями говорят пророки, а не просители и не прожектеры».

Но когда власть слушала пророков?

Предсмертное письмо Ломоносова — итог его долгих раздумий, его потрясающей воображение напряжённой творческой жизни. И борьбы. Борьбы с самим собой, с судьбой, с одиночеством, с властями и врагами. С друзьями тоже.

Борьба эта началась с малых лет.

В шесть лет выучился читать и писать у священнослужителя. Как сообщает первая биография М. В. Ломоносова, изданная в 1788 г.: «…читал обыкновенно одни только церковные книги. Через два года учинился ко удивлению всех лучшим чтецом в приходской церкви. Нередко биван был не от сверстников по летам, но от сверстников по учению за то, что стыдил их превосходством своим перед ними произносить читаемое к месту, расстановочно, внятно, а притом и с одной приятностью и ломкостью в голосе».

Насчёт того, что «нередко биван был» — это, скорее всего, гипербола — независимый и отважный подросток, с десяти лет ходивший с отцом в море, к четырнадцати годам мерялся силой с тридцатилетними поморами и побеждал их в перетягивании каната.

Всю последующую жизнь больше бил сам и побеждал в боях, хотя часто случалось и «бивание». Страстный, горевший неугасимым огнём любви к истине и России, он был готов сокрушить всех, кто вставал на пути этой его любви. О трудном характере Ломоносова при жизни ходили легенды, «анекдоты», как тогда говорили. Биографию своего великого современника и друга Яков Штелин назвал сборником анекдотов.

Проявивший смолоду неукротимую жажду к наукам, он, согласно «анекдоту» Штелина, «долгое время питал в себе желание убежать (из дому. — Ю. К.)… Нетерпеливо ждал удобного случая. На семнадцатом году возраста своего оный открылся. Ночью, как все в доме отца его спали, надев две рубашки и нагольный тулуп, погнался за караваном вслед, не позабыв взять с собой любезных своих книг». Эти сведения биографа противоречат другим, более надёжным. Сохранилась запись в холмогорских архивах, что уехал Михаил с согласия отца и получив «пашпорт».

Легендами окружена также история получения Ломоносовым образования. В Славяно-греко-латинскую академию он поступил, согласно слухам, назвавшись дворянским сыном. По другим сведениям, за него ходатайствовал Леонтий Магницкий, которого он поразил тем, что знал наизусть его «Арифметику». Сам Михаил Васильевич полагал, что его вело по жизни и всегда выручало Провидение.

За границу он попал по счастливому стечению обстоятельств. Русская Академия искала специалистов по «рудному делу». Марбургский профессор Вольф, к которому русский посол обратился за помощью, долго искал таких специалистов в Германии и не нашёл, специалисты либо заламывали непомерные контрактные суммы, либо отказывались ехать в Россию из-за «варварства оной». Поэтому Вольф посоветовал русской Академии прислать к нему студентов для обучения. Так Ломоносов оказался в Марбурге, а потом проехал еще по ряду городов Германии и Голландии.

Отчёты, которые русское посольство посылало в Петербург, характеризуя жизнь русских студентов, свидетельствуют, что молодые люди, и Ломоносов в их числе, вели за границей бурную жизнь, наделав кучу долгов. Дело понятное, молодое, Ломоносов, при всём его прилежании к учению, не мог не поддаться общей обстановке, царившей в ту пору в немецких университетах. Вот свидетельство современника о студенческом празднике в Марбурге: «В зале обедало около пятисот человек; господа студенты веселились вдоволь, но не произошло ни малейшего несчастья, ни даже беспорядка. За исключением того, что все стаканы, бутылки, столы, скамьи и окна были разбиты вдребезги». Оговорка «не произошло ни малейшего несчастья» не случайна, потому что в харчевнях Марбурга часто случались пьяные драки и дуэли.

Не обошли стороной Ломоносова и дела амурные. Двадцатипятилетний здоровяк, который писал о себе: «Обучаясь, имел со всех сторон отвращающие от наук пресильные стремления, которые в тогдашние лета почти непреодолимую силу имели», увлекся дочерью марбургского пивовара Екатериной-Елизаветой Цильх. Струны его «одической» лиры зазвенели так, как не звенели никогда до и после того.