Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 07

Он ратовал за развитие в Российской Академии «ориентального отдела», да «и целой Ориентальной академии быть бы полезно». Драгоценные ломоносовские мысли, которые потом не только проросли, но и нуждаются в «приращении» сегодня.

«На каждом шагу в его творениях перед нами встают в поражающей нас старомодной оболочке факты, идеи и обобщения, чуждые ХVIII столетию, вновь понятые, открытые и признанные в XIX и XX вв.», — писал о Ломоносове другой русский гений В. И. Вернадский.

«Ломоносову по необъятности его интересов принадлежит одно из самых видных мест в культурной истории человечества… Часто встречающееся сопоставление Ломоносова с Леонардо да Винчи и Гёте правильно и оправдывается не механическим многообразием видов культурной работы, а глубоким слиянием в одной личности художественно-исторических и научных интересов и задатков». С. И. Вавилов.

«Деятельность Ломоносова — целая эпоха в истории отечественной и мировой науки». В. Келдыш.

А вот оценка людьми из другого «цеха».

«С Ломоносова начинается наша литература. Он был её отцом и пестуном, он был её Петром Великим». В. Г. Белинский.

«Его поэзия — начинающийся рассвет». Н. В. Гоголь.

Пушкин восторгался личностью Ломоносова и, подобно Белинскому, равнял его с Петром I: «Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он всё испытал и всё проник…».

Много размышлял над феноменом Ломоносова Ф. И. Тютчев, близкий по жизненным позициям великому Михайле и подобно ему страстно отстаивавший интересы России на дипломатической ниве.

Тютчеву принадлежал стихи, словно списанные с натуры Ломоносова.

Обозрение всего сделанного Ломоносовым поневоле приводит «в содрогательное удивление». Но когда вчитываешься в его научные труды, в его стихи, заметки, письма, наброски, приходишь к мысли, что, в сущности, Ломоносов — это Сфинкс без загадки. Настолько чудо его гениальности, его «всемирной отзывчивости», как было сказано о другом русском гении, его всеприсутствие в нашей культуре естественно. «Будьте как дети», — заповедал Иисус Христос. Таким гениальным ребёнком был всю жизнь Ломоносов, не уставая задавать вопросы природе и людям. Докопаться до корня, найти ответ на любой вставший вопрос было его сутью. Неудивительно, что эта черта раздражала академиков, они недоумевали, почему штатный профессор химии берется «не за свои дела». А он слишком часто брался за такие дела со всей страстью, он мог обругать любого, кто мешал его делам . Неудивительно, что заслужил от академической братии прозвище «бешеного мужика». Даже ломоносовские покровители и доброжелатели, восхищаясь его неуёмностью, порой были озадачены, особенно когда дело касалось взаимоотношений ученого с высочайшими особами. Граф Иван Иванович Шувалов, который часто бывал посредником в конфликтах Ломоносова с Академией наук, с одной стороны, и императрицей Елизаветой Петровной — с другой, однажды пожурил своего подопечного за излишнюю широту интересов, которая, мол, мешает закончить вовремя работу над «Древней российской историей», заказанной самой Елизаветой Петровной. Ответ Ломоносова меценату чрезвычайно любопытен.

«Что до других моих, в физике и химии, упражнений касается, чтобы их покинуть вовсе, то нет в том нужды, ниже возможности. Всяк человек требует себе от трудов успокоения: для того, оставив настоящее дело, ищет себе с гостьми или с домашними препровождения времени картами, шашками и другими забавами, а иные и табачным дымом, от чего я уже давно отказался, затем что не нашёл в них ничего, кроме скуки. Итак, уповаю, что и мне на успокоение от трудов, которые я на собрание и на сочинение Российской истории и на украшение российского слова полагаю, позволено будет употребить на физические и на химические опыты, которые мне не токмо отменою материи вместо забавы, но и движением вместо лекарства служить имеют; а сверх сего пользу и честь отечеству, конечно, принести могут едва меньше ли перьвой».

Он не побоялся, что фаворит Елизаветы Петровны Шувалов мог показать письмо императрице, которой до того написал несколько хвалебных од. Но что это были за оды! Они славили победы русского оружия над Турцией и Пруссией, они воздавали хвалу царице за покровительство наукам. Он, как и Пушкин, имел полное основание сказать о себе: «Нет, я не льстец…».