Мишель Фейбер - Книга странных новых вещей

— Стирая карандашные пометки, — объяснил он, жалея, что начал говорить, — вы даете другим шанс тоже разгадать эти головоломки.

Она наморщила лоб:

— Каким еще «другим»? Я стираю карандаш, чтобы самой решить их снова.

И она вернулась к своему занятию.

Откинувшись в кресле, Питер прихлебывал чай. Привлекательность Хейз улетучилась. Напротив, в ее облике появилось нечто змеиное. Что ж, сам он не был поклонником кроссвордов, так что все появлявшееся в этих квадратиках было для него чем-то таинственным, однако он признавал, что другие могут получать удовольствие от решения загадок. Но решать одни и те же головоломки снова и снова…

Взрыв смеха в противоположном конце зала ничуть не потревожил сосредоточенную Хейз. Хохотали Тушка, Манили и парень, который увозил Питера из поселения, как же его зовут? — а, Конвей. Оказывается, Тушка развлекал друзей элементарным фокусом — игрой в наперстки. Наперстками служили три пластиковых стакана, вместо шарика под ними пряталась заклепка.

— Как ты это делаешь? Ну как ты это делаешь? — повторял Конвей, к величайшему удовольствию Тушки.

Повсюду в креслах сидели развалившись служащие СШИК и листали «Ужение нахлыстом», «Классические мультфильмы», «Вог» и «Инженер химик». Питеру вспомнилась лекция Тушки об Иностранном легионе: «…так что гораздо лучше обзавестись командой, каждый член которой понимает, что такое находиться в постоянном… лимбе… Люди, которые от этого не свихнутся».

Может быть, Хейз — яркий пример такого человека. Человека, который трудится и не создает никаких проблем, кроме как вырезать и стибрить несколько страничек лесбийского порножурнала, а вернувшись к себе в квартиру, часы, и дни, и месяцы проводит в безостановочном разгадывании японских кроссвордов.

«…о легендарной скромности Кросби, который мог назвать такое возвышенное произведение „безделушкой", — восхищался диджей. — Теперь послушаем черновую запись. Обратите внимание на то, как Бинг спотыкается на слове „аннуитет", и другие свидетельства неотрепетированности. Но оно того стоит, потому что Гарленд держит микрофон чуть ближе, и мы можем фантазировать, что она здесь, в этой самой комнате, вместе с нами».

— Извините, что снова вас отвлекаю, — сказал Питер.

— Без проблем, — сказала Хейз, дотерев еще одну цифру, прежде чем посмотреть на него.

— Я хотел спросить про эти музыкальные радиопередачи. Они давнишние?

Она заморгала, потом прислушалась:

— Очень. Эти певцы, я думаю, уже давно все поумирали.

— Нет, я имею в виду эти шоу — с комментариями, и объяснениями, и прочим. Это кто-то из СШИК записывает или они сделаны давно?

Хейз оглядела кафетерий.

— Этим Розен занимается, — сказала она. — Сейчас его здесь нет. Он топограф и чертежник. Вы, наверное, видели — это его чертежи выставлены в зале проектирования на центрифужно-силовой установке. Потрясающей точности работа. Я и сейчас иногда хожу полюбоваться на них.

Она пожала плечами.

— Я эту музыку не воспринимаю. Она для меня просто фоновый шум. Но я рада, что он так ее любит. Каждый должен что-нибудь любить в этой жизни, — сказала она без малейшей убежденности в голосе.

Новая вспышка боли обожгла Питера — он снова вспомнил о сообщении Би.

— Мать, — сказал он.

— Что?

— Прозвище, которое вы предложили для центрифужносиловой обстановки.

— Установки, — поправила Хейз, улыбнувшись.

Она закрыла книгу кроссвордов и спрятала резинку в карман рубашки.

— Никто не называет ее «Матерью», я знаю. Все по-прежнему говорят «Большой Лифчик». Ну или БЛ. — Она прижала книгу к груди, собираясь уходить. — Обижаться бессмысленно. Как говорила моя мама, «не стоит париться по мелочам».

«Горе — не беда, не унывай никогда». Это был девиз Би. Их общий девиз.

— Вы скучаете по маме?

Рефлекторно Хейз крепче сжала книгу:

— Да, наверное. Она умерла давно. Уверена, она бы гордилась, что меня отобрали для этой миссии. Правда, у меня уже была отличная работа еще до того, как она умерла, так что ей и так было чем гордиться. Я не была захребетницей.

— А я когда-то был захребетником, — сказал Питер, глядя ей в глаза. — Алкоголиком и наркоманом.

Не того человека он выбрал для откровений, Питер знал это, но ничего не мог с собой поделать. Он запоздало понял, что ему здесь не место. Он или должен лежать без чувств, или находиться среди สีฐฉั.

— Это не преступление, — заметила Хейз безразлично. — Я никого не осуждаю.