Станислав Новицкий - Запуск разрешаю! (Сборник)

Андрей Андреевич покачал головой:

— Хоть башковитый был, но пороху не нюхал. Молодой, совсем пацан. Мы кричим: «Бесполезно! Гиблое дело. Бежать надо, пока не поздно. Гусеницами передавят!» Он орет: «Стоять! Кто побежит, тому пулю в спину. Как трусу и предателю». Ну что ты будешь делать? — От нахлынувших воспоминаний Андрей Андреевич раскраснелся. Лицо покрылось мелкими капельками пота. — А немцы прут и прут, прут и прут. Вот они идут на нас из рощи. Десять танков. Наш взвод в открытом поле. Три расчета. Все как на ладони. Слева от нас — лес. Метров сто. Единственная возможность уцелеть — добежать до леса. Смотрю, первый расчет уже разобрал миномет. Вместе с командиром перебежками уходит. Второй расчет замешкался. Их всех тут же одним снарядом и уложили. Мы кричим лейтенанту: «В лес! Надо бежать в лес!» Ну, тут танки по нам как долбанут! Земля дыбом. Потом еще как долбанут. Мы хватаем миномет. Разобрать успели. Без оружия бежать нельзя. Спросят строго. Орем: «Отступаем, командир!» Тут и он видит, что оставаться бесполезно. Передавят, как цыплят. Но упирается. Стоит на своем. «Вы, — кричит, — отступайте, а я здесь останусь. Буду драться до конца. Отступайте! — командует. — Это приказ…»

И начинает стрелять по танкам из пистолета.

— Вы остались?

— Нет. Мы побежали. Иван ухватил ствол. Василий — лафет. Я — плиту. А она тяжелая, сволочь, к земле давит. Бежим, значит, к лесу. Снаряды рвутся вокруг… Но в основном бьют, конечно, из пулеметов. Бежим втроем. Краем глаза вижу — пока все целы.

— А командир? — спросили из класса.

— Вот и я думаю — как нам без командира? Бросили и убежали? Да за такие дела — штрафбат. А то и к стенке. Повернул я с этой плитой назад. Опять несусь к командиру.

— Товарищ лейтенант, — кричу, — лейтенантик, дорогой мой. Скорее! Схватил его вот так, за ремень и потащил к лесу. А он, гад такой, упирается. Орет, мол, погибну, но не отступлю. «За Родину! За Сталина!» Вырвался и опять на танки с пистолетом. Ну, я бросил плиту. Выхватил этот пистолет и стукнул его по голове, чтоб не трепыхался. Он и осел. Потерял сознание. В горячке не рассчитал я. Сильно вдарил. Опять же лейтенант… говорю, слабый был. Схватил я винтовку, плиту, лейтенанта в охапку и зайцем петляю к лесу. Немцы озверели, лупят из пулеметов. Как не попали? До сих пор удивляюсь. Хорошо, что наша артиллерия по ним вдарила. Вижу, один танк горит, второй, третий… Остальным уже не до нас.

Только забежал в лес, слышу: «Стой. Куда бежишь?» Смотрю, под деревом какой-то майор с бойцами. Оказывается, наша контрразведка в лесу сидела. Были такие заградительные отряды. Тех, кто драпал без приказа, останавливали. Могли и пристрелить на месте.

— Куда бежишь, сволочь? Отступаешь?

— Никак нет, — отвечаю, — раненого командира выношу из боя.

А у лейтенанта и правда из головы, куда я его стукнул, кровь сочится.

— Ты кто такой? Как зовут лейтенанта?

Отвечаю по форме.

— Что ж, — говорит майор и записывает что-то в планшете. — Принимается. Будешь представлен к награде.

Гляжу, командир стад приходить в себя. Я его тихонько сзади прижал, чтоб не торопился. Он застонал. «Тащи его, — говорит майор, — скорее в медсанбат. Я твою фамилию записал. Награда разыщет героя».

Все молча ждали, пока дядя отдышится после боя.

— Не обманул майор. С опозданием, но догнал меня под Берлином орден Красной Звезды — за спасение командира. Правда, лейтенант, когда пришел в себя, хотел отдать меня под трибунал. Да передумал. Немцы, говорит, тебя стрельнут.

Андрей Андреевич смолк, задумался. Потом добавил:

— Ошибся лейтенант. И у них не получилось. После войны мы с ним встретились. Простил меня лейтенант. И даже поблагодарил, хотя шрам на виске у него остался. Правильно, говорит, наградили. За спасение командира.

Класс молчал, не решаясь спросить про остальные награды. Учительница подумала: «Опять какую-то неправильную войну изобразил Андрей Андреевич. Надо бы пригласить в другой раз настоящего боевого ветерана».

Роза Васильевна всю жизнь была атеисткой. Пассивной. В Бога не верила, но и не отрицала. Некогда и незачем было задумываться о религии. Работала швеей, освобожденным председателем профкома, инструктором и завотделом райкома КПСС. Растила без мужа троих сыновей. Но, выйдя на пенсию, начала размышлять о вечном. Когда заболела, вспомнила о Всевышнем. Даже не сама вспомнила. Соседка подсказала: