Мири Яникова - Форпост для всех

Мама заметно погрустнела, мальчик тоже. Они переглянулись.

— Ну, не надо расстраиваться. Его будут часто отпускать домой. Хотя эта школа находится далеко. Очень далеко. Гораздо дальше даже, чем тот закрытый интернат для преступников-прогульщиков-наркоманов, которого вы так боитесь.

— А как же он будет добираться оттуда домой? – испугалась мама.

— А там очень хорошее транспортное сообщение, — пояснил Рафаэль. – Очень-очень хорошее, — повторил он, и мама успокоилась, представив себе рейсовый лайнер-экспресс, отходящий от центральной автобусной станции Петах-Тиквы каждый пять минут.

— Залезай, — скомандовал Рафаэль, когда машина, в которой он сидел спереди на пассажирском месте, поравнялась с ожидавшим на тротуаре мальчиком.

Ицик удивился и обрадовался. Он ждал уже десять минут на центральной петах-тиквинской автобусной станции. До этого момента он не знал, чего именно он ждал, но думал, что к нему подойдут и посадят в школьный автобус-развозку, который доставит его в новую школу. А оказалось, инспектор мэрии собирается его в первый раз отвести туда лично. Вот и хорошо. Ему очень нравился инспектор.

Он подхватил свою тяжелую сумку. Рафаэль, выйдя из машины, помог ему погрузить ее в багажник. Мальчик залез в машину и тогда только разглядел водителя, который показался ему немного странным и уж точно одетым не по погоде. На голове спутника инспектора оказалась меховая шапка, на ногах вообще какие-то войлочные сапоги без каблуков… Но долго раздумывать об одежде ему, как и любому мальчишке, было несвойственно. Вместо этого он отвернулся к окну. Он был рад тому, что рядом с ним находится Рафаэль, но одновременно ему было стыдно перед инспектором за свое поведение в прежней школе и за прогулы. Ведь он и на самом деле был хорошим мальчиком.

Улицы Петах-Тиквы остались позади, они выехали на шоссе. Ицику захотелось, чтобы их путь лег в сторону моря, а затем на север, может быть, в Хайфу, — вот было бы здорово, у него как раз в Хайфе живет друг… Но вскоре, вглядываясь в окно, он понял, что его мечтам не суждено сбыться. Впрочем, пожалеть об этом он не успел.

Рафаэль начал напевать хасидскую мелодию, и его странно одетый товарищ, сидящий за рулем, подхватил ее.

— Подпевай, — предложил инспектор мэрии мальчику и добавил странные слова: — водителю тогда легче будет.

Ицик смущенно улыбнулся и тихонечко подхватил напев. Конечно же, он знал эту мелодию, поскольку песню эту любит слушать на своем компьютере мама. Постепенно он разошелся и запел вместе со всеми в полный голос.

Песня, исполняемая тремя голосами – двумя мужским и одним мальчишеским – ширилась и заполняла, как казалось Ицику, весь мир. И с миром стали происходить удивительные вещи. Во-первых, он стал сначала двухцветным, черно-белым, а затем посерел и попрозрачнел. Ицик протер глаза и понял, что видит за стеклом снежный пейзаж. Да и стекла никакого нет… И холодно стало, ведь они совсем не закрыты от ветра. Они ехали по лесу, и в лесу этом лежал снег – как на Хермоне, где он однажды был на экскурсии.

Рафаэль залез в большую сумку, лежащую у него в ногах, и достал оттуда две странные куртки с мехом, а затем две шапки – точно такие же, как у возницы… Ну, что появится из сумки дальше, Ицик понял заранее и не ошибся: инспектор петах-тиквинской мэрии достал из своего запасника две пары войлочных сапог без каблуков и одну из них протянул мальчику. Тот не замедлил воспользоваться дарами по назначению. Он быстро надел и куртку, и шапку, и сапоги. Закончив натягивать левый сапог, — ногам было странно и очень тепло, — он поднял голову и увидел прямо впереди нечто, что его уже почти и не удивило.

Водитель больше не сидел за рулем машины. Он правил тремя крепкими лошадьми. А пассажиры – Рафаэль и сам Ицик – давно уже сидели прямо в телеге.

Ицик знал, что это такое. На иврите это называлось «кфицат ха-дерех», дословно – «прыжок пути», и раввины, цадики и мудрецы, которые жили в прошлом, запросто умели это делать.

Если я скажу, что Ицхак-Мордехай бен Барух совсем не испугался, я все же погрешу против истины. Но и утверждение о том, что он испугался очень сильно, было бы неправдой. То, что можно сказать о его чувствах в этот момент наверняка, – это то, что он вдруг ощутил себя очень счастливым.

Он посмотрел на Рафаэля. Тот подмигнул ему и ободряюще улыбнулся.

Но Ицик был серьезен. Обращаясь к своему спутнику, он произнес: