Игорь Гриньков - Белый пиджак ; Люди из тени

Десятый шаг свидетельствует о ежедневной, кропотливой работе человека над собой, о его самосовершенствовании. Не бесцельное продавливание дивана с дурацкой мечтой о чудодейственной таблетке, в один момент решающей все проблемы. Чтобы чего-либо достичь, надо упорно трудиться, идти по длинной, тернистой дороге, постоянно спотыкаясь и падая, но находить в себе силы подняться, дабы снова продолжить свой тяжкий путь.

Одиннадцатый и двенадцатый шаги для тех, кто посвятил себя служению «АА», достиг, если можно так выразиться, высшего уровня. До этого состояния поднимаются не все, многие ограничиваются первыми четырьмя — пятью шагами. Но у «Анонимных алкоголиков» никто не требует от тебя, чтобы ты проделал все «Двенадцать шагов». Каждый поднимает ровно столько, сколько позволяют его силы.

Это очень короткая программа, которую не осуществишь в одиночку, но за ее лаконичностью скрывается необходимость напряженного духовного труда, дающего тебе возможность не просто Быть Трезвым (то есть, мучиться, осознавая свою ущербность, убогость и неполноценность), а Жить Трезвым (а, стало быть, полнокровно проживать каждый отпущенный тебе день, радостно принимать все хорошее, что он приносит, и не пасовать перед возникающими трудностями)…

На перестроечной волне страну наводнили сонмища миссионеров различного толка и разной масти. Когда Горбачев отпустил вожжи, в Советский Союз хлынул мутный поток благодетелей и спасителей. Как мне пояснил один знакомый ФСБшник, большинство из этих миссионерских, благотворительных организаций и фондов на самом деле просто служили «крышей» для иностранных разведок и спецслужб. Но были и полезные визитеры. Например, «Анонимные Алкоголики». На советской земле это движение сразу прижилось, в крупных городах образовались действующие группы «Анонимных Алкоголиков», которые сначала под патронажем «старших бледнолицых братьев по разуму», а затем самостоятельно стали активно работать, вовлекая в свои ряды все новых и новых членов. Видно, желание спасти себя имелось у многих, но люди не знали способа, как это можно сделать.

В конце августа 1991 года долгобородый Эдуард Варламов, главный врач нашего наркологического диспансера, знавший о моих проблемах, хотя никогда меня не лечивший, подкинул одну идею. В его адрес пришла бумага, в которой содержалась информация о том, что в начале сентября в городе Ростове-на-Дону состоится 2-я Общероссийская конференция «Анонимных Алкоголиков». Эдуард Варламов коротко рассказал об этом сообществе, и ненавязчиво порекомендовал слетать в Ростов, если я сочту нужным. Может быть, что-то в их деятельности заинтересует меня и сможет оказаться полезным. Я второй год трезвеничал под кодом Александра Романовича Довженко, увы, уже покойного, но решил, что кашу маслом не испортишь, и Ростов-на-Дону посетить стоит.

Так в сентябре 1991 года состоялось мое знакомство с «Анонимными Алкоголиками». Показались приятными незаорганизованность мероприятия (не съезд же народных депутатов, в самом деле) и душевное, теплое отношение собравшихся друг к другу. Здесь встретились люди, объединенные одной общей бедой, поэтому все были равны. Обращались, по традиции, только по имени с упоминанием города, откуда прибыл делегат, и исключительно на «ты». Двадцатилетняя девчушка спокойно говорила «ты» убеленному сединами шестидесятилетнему мужчине, дворника с неподдельным интересом выслушивал преуспевающий бизнесмен. Выступление каждого предварялось существительным — «алкоголик»: «Здравствуйте! Я — алкоголик Слава, Марина, Игорь, Владимир,… из Москвы, Волгограда, Элисты, Самары,…!».

Этого слова никто не стеснялся, оно не носило уничижительный оттенок, потому что стесняться было нечего и некого: все окружающие были настоящими алкоголиками, и посторонних людей на этом собрании не наблюдалось.

Конференция началась декламированием духовного обращения:

«Господи,

Даруй нам ясность и душевный покой, чтобы принять то, что мы не можем изменить;

Мужество, чтобы изменить то, что в наших силах,

И мудрость, чтобы уметь отличить

Одно от другого».

Не стану кривить душой и говорить о том, что я сразу проникся идеей «АА»; кое-что показалось мне ненатуральным, особенно, слишком частое упоминание имени Бога. Это резало мой испорченный материализмом слух.