Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 10

Слово — древний единый центр, от которого, словно лучи от солнца, расходятся все виды творчества, превращаясь то в незатейливую песнь пастуха или вышитые узоры на деревенском полотенце, то в буквенный орнамент, то в красочное изображение ангелов на листе Евангелия или пластическое тело собора: «Исследователи древнерусской письменности и строительного орнамента забыли главным образом то, что народ наш живет больше устами, чем рукой и глазом, устами он сопровождает почти весь фигуральный мир в его явлениях, и если берется выражать себя через средства, то образ этого средства всегда конкретен» 4.

По словам Есенина, мир творчества животворится словом.

Если проделать путешествие к истокам человеческой памяти, заключенной в словесности, то на самом ее «дне» действительно можно обнаружить историческое место, где все виды искусств сосредоточены в слове. Пиктография — то есть рисуночное письмо — была «живоносным древом», из которого «выросли ветви» письменности и изобразительного искусства. Слово, воплощенное в зримом образе, материально овеществленное, явилось заветным родником, который питал человеческую фантазию.

Так, например, культура Древнего Египта несет пример удивительного слияния изображения и надписи, картины и слова. Один из самых древних египетских рельефов — шиферная палетка 5фараона Нармера, восходящая к четвертому тысячелетию до нашей эры, в художественных образах показывает покорение Нижнего Египта властителем Верхнего Египта. Это изображение не сопровождается надписью, а само представляет ее — пиктограмму, расшифровывающуюся как фраза: «Царь вывел шесть тысяч пленных из равнинной страны». Художественные образы оборотной стороны рельефа переводятся на язык слова так: «Царь разрушает крепости, уничтожает врага» 1.

Другой пример — глиняные таблички народов Древнего Шумера, говорящие языком знаков-рисунков. Они наглядно и просто повествуют о круге земледельческих представлений, изображая предметы домашнего очага, музыкальные инструменты, оружие, животных, птиц и растения. Постепенно, по прошествии веков, рисунки их упрощались, приводились к строгой геометрической форме и превращались в клинопись. Так называемый столб Хаммурапи (законы аккадского царя) представляют собой вариант клинописного текста, по которому можно составить впечатление о жизни людей Старого Вавилона в 1792–1750 годах до нашей эры.

Письменность у всех народов совершала обычный путь от пиктографии к идеографии — письму, в котором каждое изображение обозначало слово или понятие. Затем возникло слоговое и алфавитное письмо. Несмотря на то, что буква — абстрактный знак, все же ее линии могут рассказать пытливому уму о многом неожиданном, намекая на изначальную рисуночную изобразительность.

Дохристианские знаки славянской письменности не дожили до сегодняшнего дня, поскольку роль бумаги выполнял не камень, как в Египте, не затвердевшая глина, как в Шумере, а недолговечная береста. Любовь русичей к дереву, воспетая Сергеем Есениным в «Ключах Марии», явилась не лучшим средством для сохранения потомкам своих мифов и сказаний, поэтому о характере синтеза искусств в те далекие времена можно лишь догадываться. Но единство слова, изображения и письменности непременно существовало, как оно существовало у других древних народов. «…Всякая мифология, будь то мифология египтян, вавилонян, иудеев и индийцев, носит в чреве своем образование известного представления. Представление о воздушном мире не может обойтись без средств земной обстановки, земля одинакова кругом, то, что видит перс, то видит и чукот, поэтому грамота одинакова… Самостоятельность линий может быть лишь только в устремлении духа…» 2.

Буквы русского алфавита, художественно осмысленные Есениным, и знаки богослужебной знаменной нотации дают повод предполагать о единстве искусств наших предков в XI–XVI веках. Не будем здесь размышлять об истоках возможного синтеза: что больше в нем — исконно «русского» или болгаро-византийского, привнесенного христианскими проповедниками. Отметим это лишь как факт, который требует заинтересованного и подробного изучения. Но в связи с излагаемой темой еще большей загадкой представляется творчество Сергея Есенина, органично соединившего в себе знание и провиденциализм, факты и интуицию.

Заглянув в сердце народного творчества, Есенин всем своим талантом и словом не уставал призывать писателей и поэтов окунуться в старый родник живого слова, не боясь показаться подражателями. Он писал: «…мы можем показаться неопытному глазу талантливыми отобразителями этих пройденных до нас дорог. Но это будет просто слепотой неопытного глаза» 3. Поэт верил, что крещальная вода родной старины может явиться спасением любого умирающего творчества, омолаживая и излечивая его, словно прокаженного. Именно она может открыть «глаза» разума для восприятия мысли и образа. Именно забытые знаки способны, подобно Христу, протянуть руку умирающей культуре со словами: «Возьми одр твой и ходи». Тогда не только мир слова чудесно преобразится и расцветет красками образов, но и другие виды искусств откроют свои тайники для нового восприятия.