Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 11

— И я нет.

— Ну и ладно, и так поспим.

— Не привыкать.

— А чего ж ты не варила?

— А чего варить? Варишь да на улицу валишь. Наработаешь-си за день-деньской — никакая еда в глотку не лезет… А ты почему лодырничала?

— На огород спешила.

— Моторная! Все хочешь первой быть!

— Да не, я знала, что Полечка сегодня варит.

— Откуда ж ты знала?

— Коробок спиц брала.

— A-а! Ну пойдем к ней…

Закрывали дома на хворостинку и отправлялись на другой конец улицы, прихватив с собой кусок хлеба.

Увидев бабу Катю, я подсел к ней.

— Выросла в большой семье — восемнадцать ртов!.. — рассказывала она. — Подадут, бывало, на стол чашку холодца с квасом — ешьте!.. Никто не лезет, ждут дедову команду. Стукнет ложкой по чашке — начинай!.. Все знают: сначала квас. По ложке — восемнадцать ложек, по две — тридцать шесть!.. Дед видит — кончается квас, стукает по чашке — бери холодец. Да не спеши, не обгоняй старших! Опять: по ложке — восемнадцать ложек, по две… Весело было!.. Кто провинился — брысь из-за стола!..

Широкие, сильные плечи. Плотный, несдвигаемый малиновый румянец на щеках. Раскореженные работой руки. Ни сединки. Не задумываясь, от немалых лет ее отбросишь не один десяток.

Одета всегда по-своему, на манер земляков одной из деревень под Козельском, откуда была взята замуж: на голове два платка. Один белый, ситцевый, повязан под круглым подбородком, другой скатан в скатку, служит налобником, «утужает голову, чтоб не болела».

— Отец дегтярщиком был. Гнал деготь, развозил по деревням, продавал. Отроду скупился. В одной деревне зазвали его за стол, опоили самогонкой. Одни угощали, другие пробку из бочки выбили и весь дёготь на землю слили. Целая лужа. Не подберешь! Так и проучили. Токо уехал — вся деревня бегала с хомутами, с седелками, со всякой кожей, кунали тряпку и смазывали для носкости… Ямный дёготь был, чистый…

За лесом хутарь стояла. Жили мы там с двадцать четвертого по тридцатый год. Шесть дворов. В тридцатом купили здесь хату. Вселились, развесили кумашные занавески, а на второй день сгорели от соседей. Получил отец страховку, пошел в Дудино искать сруб. Уморился по дороге, лег отдохнуть. Встал — кошелька с деньгами нету. Чуть сердце не разорвалось. Вернулся назад — нашел на земле. Всю жизнь потом Богу молился. И нас научил.

— Первое время колхозов дичились, а потом присмотрелись — можно жить! Нам кому не молить-ца, на колени становить-ца. Особенно радовались бедные, незажиточные — у них ни скота, ни плуга, ни бороны, а сравнялись со всеми. Общая работа, общий порядок. Можно и лошадь взять, попросить у председателя дров привезь, в больницу съездить. А от работы можно и отвертеть-ца. Лодыри да пустомели, у кого руки — крюки, ни за какое дело не умеют взять-ца, как были бедными, зануждёными, так и в колхозе остались голь голью. Я вырабатываю за месяц примерно шестьдесят и больше трудодней, а он примерно двадцать да тридцать. Я получаю хорошо, а он работал шажком и получает кило с мешком. У меня скотина сытая, полный двор, хочу — ем мясо с мясом, хочу — продаю на базаре. Так и в любом другом деле. Одни в лютый мороз едут в лес, бывало-ча, в одних холстинных штанах, огонь на ходу, в санях жгут, чтобы не замерзнуть, а другие на печке дрыхнут — есть разница?

— Богачей больших не было, а среднего классу много. Эти долго осматривались, как бы не прогадать! Их и раскулачить нельзя, и принудить — тоже! Да с властью не поспоришь. Усадьбу под капель подрежут или у черта на куличках дадут. Поартачишься год-другой — сам в колхоз запросишся! Иной со слезьми, а идет. Лошадь отдает колхозу, а плуг дома прячет. Где плуг? Где хомут? Ай ты без хомута пахал? Глядишь — несет!.. А чего было нe вступать? Нынче смеют-ца умники — работали, мол, за трудодни, за палочки. Но дело-то не в палочках, а в том, что на эти палочки выдавали. А выдавали так, что возами возили со склада. Прежние середняки и в колхозе не потерялись, теми же середняками стали, токо колхозными. У них и одежа, и обужа хорошие, на столе и мясо, и молоко, и масло конопляное — сами били, и мёд свой, и селедка из Керчи, бочонками продавали. Какого рожна ишо надо человеку? А у лодыря — ничего. Он первым в колхоз ступил — первым и побежал из него. В отход. На производство. Он думал, что в колхозе можно будет дурью маять-ца и получать наравне со всеми, а ему сказали — погоди! Как потрудился, так и получи! Справедливость была! Хороший учет. Если бы нас позвали тогда обратно в единоличники — Боже упаси, не согласились бы! И на работу, и с работы с песнями ходили. Жили дружно, сознательно. Власть уважали.