Чья-то большая, темная от грязи или копоти ладонь легла на мое плечо и отодвинула меня от расписания. Огромный мужик с синим от застарелого пьянства лицом с черными отвисшими подглазьями стоял за моей спиной и тупо глядел на расписание автобусов. Вряд ли он что-либо видел или соображал. Покачиваясь, он постоял немного и вдруг, задрав ногу, полез на стену. В буквальном смысле. Он страшно упал спиной на пол, но тут же поднялся и вновь стал тупо повторять свой эксперимент. И делал он это до тех пор, пока какая-то женщина, такая же синяя от пьянства, не увела его на улицу.
— Скважина, — бормотала она, поддерживая огромное, вялое тело мужика. — Пойдем, скважина, там еще осталось…
Господи, прямо персонажи из бунинского «Суходола». Жена смотрела на меня уже с укором, точно я был виновником увиденной сцены. И в самом деле, надо было на что-то решаться. Не сидеть же на скользких скамьях в ожидании неизвестно чего. Может, это мой маршрут объявляет хриплый репродуктор. Я поднялся по узенькой лестнице на второй этаж, куда-то под крышу, и ткнулся в единственную дверь. На ней не было никакой таблички. За дверью, в маленькой комнатушке, спиной ко мне сидел человек в черной служебной фуражке и что-то кричал в микрофон. Очевидно, это и был диспетчер. Я сказал: «Простите». Он повернул ко мне потное круглое лицо:
— Что надо?
И тут же вновь уткнулся в микрофон.
И тут я понял, что миссия моя обречена на неудачу. Как объяснить этому задерганному человеку, который не то что Бунина, а вообще кроме газет вряд ли что в своей жизни читал, как ему объяснить то, чего я хотел? И все-таки я попробовал. Как можно доходчивее, вразумительно и не спеша я стал говорить, что я артист из Москвы, что я хочу поставить спектакль по произведениям большого русского писателя и что писатель этот, по всем предположениям, жил когда-то здесь, под Ельцом, более того, он учился в елецкой гимназии…
Человек, сидящий передо мною, вряд ли слушал меня. Он переставлял какие-то провода в стоящем на столе пульте, щелкал тумблерами, кричал в микрофон, что-то записывал в толстую тетрадь. Я сказал все, что хотел сказать, и умолк.
— Так вы к Ивану Алексеевичу, что ли? — вдруг спросил человек, по-прежнему не поворачиваясь ко мне.
Я подумал, что я ослышался.
— Извините, что вы сказали? — переспросил я растерянно.
— Так вы, говорю, к Бунину? К Ивану Алексеевичу? — громко, как говорил в микрофон, повторил он свой вопрос.
— А-а… ну да, конечно, к Ивану Алексеевичу, — забормотал я.
— Ну так и говорите, что к Бунину. А то, может, к Пришвину.
— Нет, нет, — заспешил я, — к Бунину.
— Пришвин тоже в нашей гимназии учился.
Он сказал это таким обыденным тоном, точно он сам был соучеником и Бунина, и Пришвина. Ну, может, и не в одном с ними классе, но разница была не более чем годичная.
— Нет, Пришвин мне пока не нужен, — поспешил откреститься я.
А диспетчер, не дав развиться моему изумлению до чрезмерных пределов, заговорил в микрофон:
— Автобус шестнадцать — двадцать два!.. Вася, зайди ко мне. Сейчас уладим, — пообещал он мне с улыбкой, обмахивая фуражкой потное лицо.
Вошел Вася — высокий, худой.
— Чего звал?
— Вот человек к Бунину. Подбрось.
— К Ивану Алексеевичу, значит? — переспросил Вася. — А докуда же я его подброшу? Куда ни подбрось, а до Бунина — везде расстояния…
— Куда-куда, а то ты не знаешь, куда?.. До Яркина.
Диспетчер опять уткнулся в свой пульт и больше не глядел в мою сторону.
— Хорошо, бери билет до Яркина… Один?
— С женой.
— Тогда два билета до Яркина, и — ко мне. Скоро уходим.
Через полчаса у первых домов Яркина автобус остановился.
— Кто тут к Ивану Алексеевичу — выходи. Яркино, — объявил Вася.
Прощаясь с нами, он сказал:
— Вон старик косит. Поспрошайте, он дорогу укажет. Да тут не заблудитесь.
И уехал. Мы огляделись. Действительно, у дороги старик окашивал кусты защитных лесопосадок.
— К Иван Алексеевичу, значит?
Старик не спеша поднял косу и стал шмурыгать по лезвию истертым оселком.
— Эт-та хорошо, что к Иван Алексеевичу. Вы на своей машине али как?
— Мы пешком.
— Пешком — эта хорошо… Пешком — то что надо.
Видно было, что старику хотелось отдохнуть и поговорить с новыми людьми.
— Тут на машине к Иван Алексеевичу и не проехать, — не спеша стал объяснять он, закурив тонкую папироску. — Тут накатанной дороги-то нет, все тропочка. Лугами, лугами, и так до места. Все тропочкой, значит…
— Далеко?
Читать дальше