Третий пункт. «Наконец, что за тенденция в сторону обскурантизма?! М. Лобанов пишет о нравственной силе русского народа, непонятной „для привычного европейского представления“… Не вариация ли это на давно забытый мотив: умом Россию не понять?..». В отличие от Ю. Жданова, я полагаю, что этот «мотив» ещё не забыт. Недаром нынешние погромщики России злобствуют, дивятся, почему «эта страна», её народ не хотят принять «рыночного рая», вбежать в царство демократии и мировой цивилизации.
Четвёртый пункт. «Далее М. Лобанов возвещает, что предчувствуемый Достоевским „разгул бесов ждал своего исторического часа“. Не совращайте малых сих! Молодёжь не знает, что „Бесы“ были знаменем реакции в борьбе против русского революционного движения». А разгул нынешних «демократических» бесов, терзающих Россию, люто ненавидящих её народ, самого Достоевского (в чём признаётся бес Чубайс, готовый, по собственным словам, «разорвать его на части») — разве это не связано с историческим предчувствием автора «Бесов»?
Но довольно. Мысль моя ясна: нельзя закрываться от действительности словами. Этим страдала официальная пропаганда в советские времена, когда жизнь, реальные события подменялись лозунгами, партийной фразеологией. Выходило так, что создавался мир фиктивный, имевший мало чего общего с реальным, и это не могло не привести к кризису. Но насколько этот отрыв от реального, гипноз стереотипов, расхожей фразеологии может войти в сознание, психологию людей, показывает в данном случае и сам факт публикации Ю. Ждановым статьи, написанной почти сорок лет тому назад: ныне совсем другое время, за тысячелетие своей истории Россия никогда не была в таком чудовищном положении, надо собирать все живые, реальные силы для сопротивления, и уместно ли здесь поддаваться сло весным иллюзиям?
А какой вред они, эти словесные иллюзии, могут принести — вот вам пример с Крымом, за необратимость принадлежности которого Украине в Госдуме голосовала фракция коммунистов (то есть почти все русские). Логика куриная: какая разница, чей сейчас Крым — России или Украины, когда там и сям к власти придут коммунисты, наступит прежнее братство народов и Крым будет общим, пролетарский интернационализм победит. Но надо быть уже совсем дитятей, чтобы не понять: если бы даже коммунисты и пришли к власти на Украине, Крымом их «незалежная» и не подумала бы поделиться. Посмотрите, вот даже цыганистая Молдавия с коммунистами во главе пялит глаза на Запад.
ИНСТИНКТ ОТТОРЖЕНЬЯ
На приеме по случаю семидесятилетия Феликса Феодосьевича Кузнецова в Доме литераторов в январе 2000 года, устроенном юбиляром специально для собратьев-писателей (ведь многие годы он был председателем правления Московской писательской организации), вдруг появился Черномырдин. С широкой улыбкой, добродушным булькающим голосом. У накрытых столов стояли люди, и мало кто обратил внимание на приход «высокого гостя», недавнего главы правительства, только два-три человека поспешили к нему, по долгу, так сказать, своего положения, с ними он и вступил в разговор. Я видел, как другие сторонились, а я испытывал прямо-таки страх — вдруг попаду в какой-нибудь кадр с ним. В ушах надрывался вопль Немцова из кровавого октября 1993 года: «Давите их, Виктор Степанович, давите!». И обыденный голос самого Черномырдина в телефонном разговоре с главным террористом на Кавказе. И еще вспомнилось, как, понося советское прошлое, в Госдуме этот бывший вельможа ЦК, а затем советский министр кричал с трибуны: «Встаньте те, кто хорошо жил в советское время», и, не увидев вставших, заключил: «То-то же!».
За столом Виктор Степанович сидел по-домашнему вальяжно, не хватало только его любимого баяна, зато высказался в охотку о культуре. Незадолго до этого вышел огромный фолиант-однотомник Пушкина на газпромовские деньги с предисловием Черномырдина, где знаток поэзии и народности Виктор Степанович изрек, что из всех нынешних народов на Земле только у одного народа — русского — осталась душа, и это, видимо, надо понимать так, что геноцидом Черномырдиных тело народа упразднено, а душа осталась — навроде пара.
И сам Виктор Степанович на вечере исчез, испарился как-то незаметно, как будто его и не было.
ПО ТЕМЕЧКУ
В лифте подъезда встречаюсь со знакомым человеком из нашего же дома. Как дела, спрашиваю. «Отложили мне пока ложиться в госпиталь. Тромб к стенке прилип». И тут же — об отмене льгот: «Каждый день бьют по темечку правители». Мне казалось, что он, как и я — инвалид Отечественной войны, таким усталым, пожилым выглядит, потом узнаю от него, что он чернобылец, пострадал во время ликвидации последствий атомной аварии. Я всё думал, что военные инвалиды — это мы, бывшие фронтовики. А в жизни уже новые поколения других жертв. Афганцы, чеченцы, чернобыльцы. И мы — как счастливые среди них. Знали, за что воевали. А эти? И ценят ли их за героизм и мужество?
Читать дальше